- Жар? – я наконец-то смог
по-человечески сесть и принялся растирать затекшие руки.
Связали меня так, чтобы не помешать
току крови, но все равно ничего хорошего в этом не было. От веревок
остались следы, которые проходить пока не собирались. А мать
говорила, что, если больной или увечный будет лежать долго, а
особенно если в подстилке камешек попадется или просто что-то
твердое, то скоро его тело гнить начнет.
Но, наверное, обошлось. Да и повязка
выглядит свежей, значит ее недавно меняли.
- Конечно, - старик усмехнулся и
принялся развязывать веревки на моих ногах. – На когтях волкулака
какой только дряни нет. А он тебя по от души полоснул, так что
трупный яд в кровь попал… Ты в следующий раз в грудь коли, не в
брюхо. Со стрелой или копьем в брюхе тварь еще долго ползать может,
но сердце у нее одно, и если его пробить, то подохнет тут же.
- А мать? – только сейчас я решился
задать этот вопрос, хоть и заранее знал на него ответ.
- Не спасли твою мать. Да и не могли
спасти, волкулак ее на месте убил. Похоронили уже, - старик
закончил с узлами и уселся на край кровати. - Не казни себя,
парень, ты ничего сделать не мог. Сам чудом выжил. Четыре дня ведь
уже лежишь.
Я глубоко вздохнул, пытаясь не
поддаваться отчаянию. Мать. Единственный родной человек, самый
близкий. Та, кто всегда понимала и была готова поддержать. Если бы
я только знал, что так случится…
Она растила меня в одиночку, без
отца. А я – мужчина – должен был защитить ее. Если бы я не пошел на
танцы, а отправился вместе с ней на холм? Может быть, смог бы
предупредить? Или задержал зверя, чтобы она могла уцелеть? Хотя,
стала бы она убегать?
От злости я заскрипел зубами.
- Что, болит? – по-своему понял меня
старик.
- А связал-то зачем? – севшим голосом
спросил я, не обратив внимания на его вопрос.
- Я тебя настоем полыни отпаивал. А
как вышел на улицу, поесть приготовить: дома-то жарко и печь топить
не хотелось, смотрю – ты из дома, и прочь со двора двинул. Бледный
как смерть, мокрый, как мышь. Вот и пришлось связать. Да и плохо
люди полынь переносят, если тебя мать учила, сам должен знать.
Бился ты, кричал.
- А почему ты мне помогаешь-то? – я
никак не мог взять этого в толк. - Почему на холме помог, и почему
сейчас выхаживаешь?
- А мне раненых выхаживать не
впервой, - ответил старый солдат, полностью проигнорировав первую
часть вопроса, и посмотрел мне в глаза. – Страшно это, парень. Уж я
знаю, каково это, когда молодые парни в горячке мечутся, успел
насмотреться. Но раз в себя пришел, то на поправку пойти должен.
Чувствуешь себя как?