А вот на следующий день Игнат
разбудил меня ни свет, ни заря. В буквальном смысле – солнце еще не
встало, и на Восходе пробивались только первые, ярко-розовые лучи
солнца. Он понажимал на места переломов, сдавил мою грудную клетку
и, удостоверившись, что ничего не болит, заявил, что я полностью
здоров, после чего приказал идти за ним.
Стоило нам покинуть подворье, как
старик, не давая никаких объяснений, развернулся и достаточно резво
припустил в сторону холма. Естественно, что пришлось бежать за ним.
Прямо как есть, в ночной рубахе, портках и босиком.
Примерно на полпути к вершине я
почувствовал, что задыхаюсь. Пусть до зимы было еще довольно
далеко, но воздух за ночь остыл и сейчас обжигал холодом глотку.
Усугублялось все тем, что дорога нещадно пылила под ногами бегущего
впереди Игната, а мне приходилось глотать всю эту пыль. А каждый
раз, когда я пытался догнать старика, чтобы побежать рядом, он
только увеличивал темп, без особого труда снова отрываясь от
меня.
Когда мы поднялись на холм, я понял,
что сейчас умру. В левом боку кололо, сердце бешено колотилось, а
мышцы ног словно свело судорогой и никак не отпускало. Я, конечно,
знал, что в плане выносливости мне далеко до десятника князя
Кирилла, тем более, что я только восстановился после болезни, но он
ведь был уже стар! Тем не менее, дед не выказывал никаких признаков
усталости: он стал огибать каменную чашу и старый дуб, по-видимому,
планируя сделать вокруг него круг. Я, естественно, стал повторять
за ним, уже осознавая, что одним кругом тут не обойдется.
Навернув пять кругов вокруг
источника, старик побежал вниз с холма, но не в сторону деревни, а
в противоположную, где раскинулась небольшая рощица. Я только
крякнул от неожиданности, но выбора не было – пришлось бежать
следом. На этот раз по высокой траве.
С одной стороны, было легче, потому
что путь вел нас с горы, и ноги не так уставали, но с другой, трава
больно впивалась в тело, и я то и дело спотыкался о валяющиеся
среди нее камешки. Дед, как будто не замечал этого, просто бежал
напролом, приминая густую поросль. А ведь ему, наверное, еще и
сложней, он-то первым бежит…
Остановились мы у самой опушки
рощицы. К моему удивлению место оказалось подготовленным: трава на
круглой площадке диаметром шагов в двадцать была тщательно скошена,
но лежала тут же, будто специально, чтобы мягче было. А чуть дальше
в лесу, между двумя близко стоящими деревьями и вкопанными в землю
столбами висело полотнище. Под наклоном, чтобы вода стекала.