Черт знает, кто выдумал этот дурацкий
ритуал, но последнее желание разрешалось высказать даже самым
отпетым разбойникам и убийцам. Не позволялось это только обвиненным
в колдовстве, тех выводили на казнь с заклеенными пчелиным воском
ртами. Впрочем, их чаще всего казнили иначе – сжигали на кострах.
Если были сомнения, то подвергали испытанию водой, бросая в Десну,
предварительно привязав к ногам мешок с камнями.
Многие осужденные начинали умолять о
пощаде, валялись на колени, что практически мгновенно пресекалось
палачом. Но я не собирался доставлять своим мучителям такого
удовольствия.
- Принесите кружку пива, - слегка
охрипшим голосом попросил я. – Грустно помереть трезвым.
Судья посмотрел мне в глаза и
понимающе усмехнулся. Пока отправят слугу до харчевни за углом,
пока объяснят трактирщику про последнюю волю осужденного, пока
принесут кувшин, пройдет не меньше пяти минут. Видимо, слуга закона
решил, что я пытаюсь таким образом продлить свою жизнь.
- Мы услышали твою волю, - он кивнул
кому-то из прислужников.
Толпа зароптала. Они уже ждали, что
вот-вот произойдет сокровенное, вот-вот осужденный лишится жизни. И
то, что казнь отодвигалась, им совсем не понравилось.
Впрочем, делать им все равно было
нечего, оставалось только ждать.
Я улыбнулся. Хоть в чем-то я сумел им
насолить. Не так уж и плохо, верно?
Скоро слуга вернулся с большой
глиняной кружкой и передал ее палачу. Естественно, что сам я ее
взять не мог. Заплечных дел мастеру пришлось поднести емкость к
моим губам, только я не понимал, зачем он при этом разжал мне
челюсти второй рукой, будто меня надо было поить насильно, а не я
сам попросил пива.
Хмельной напиток оказался горьким и
теплым, выдохшимся, почти без пены. Похоже, что скряга-трактирщик
налил его с самого дна почти пустого бочонка. Ну да, смертнику ведь
и такое сгодится.
Тем не менее, я выхлебал поднесенную
кружку до дна, хоть не меньше половины и пролилось по моему лицу и
шее, испачкав робу. Палач передал емкость слуге, понимающе кивнул
мне, схватился за кожаный шнурок на шее и резким движением сорвал
деревянный нательный крест. Аккуратно, будто извиняясь, сложил и
сунул в единственный нагрудный карман на моем одеянии.
Какая разница, все равно хоронить
меня собирались на холме за городом, рядом с другими осужденными
преступникам. Да и христианство тут было не в чести. Хоть моих
братьев по вере и не преследовали в открытую, но сильно
недолюбливали.