Природа не знает морали, ей неизвестен
«плюс» и «минус». Все это придумано и создано человеком для
человека и во имя человека. Зачем это всей природе? Её бог — это
рациональность! Среди растений, животных, неживой материи царит
лишь один закон — развивается и сохраняется только то, что
позволяет выжить... И как следствие из закона — сильный при всех
равных условиях всегда уничтожит (съест, поглотит, переварит,
изменит) слабого. Таков закон, такова жизнь!
Несмотря на отсутствие головы на
плечах в физическом плане, Андрей прекрасно осознавал, что с каждой
секундой он меняется. Хотя страшно было даже не это! Тяжелее всего
было осознавать, что начали медленно исчезать его воспоминания (о
доме, о матери и друзьях), взгляды, его боль и радость. Постепенно,
как-то не назойливо, исчезало все, что так или иначе связывало его
с человеком — живым человеком — Андреем Ковальских!
Он медленно истончался, теряя желание
жить. Все казалось каким-то невесомым, зыбким и ненастоящим. Все,
что раньше вызывало хоть какие-то эмоции, сейчас становились
совершенно безразличным. Это было все больше похожим на еле
уловимый сон, который вроде и был, но совершено не
запоминается.
Однако страшнее всего было даже не то,
что он терял свою человечность и не то, что он растворялся в чем-то
другом... Страшнее всего было другое! Это не вызывал отторжения!
Кусочек за кусочком, личность Андрея исчезала в глубинах Леса,
переставая быть тем самым Андреем. Ему совершенно не хотелось
сопротивляться — куда-то «бежать» сломя голову, «кричать со всей
дури»... Даже, наоборот, его все чаще и чаще охватывало странное
состояние — противоречивой эйфории.
«Он (Лес) какой-то необычный, -
всплывало в памяти Андрея. - Жадный до всего! Ему постоянно нужно
что-то новое. Мои знания, мысли... Да... Пусть, разве это плохо?».
Лес охотно принимал все, что ему давали...
«Я... маленький. Совсем маленький, -
делился еще человек, погружаясь в далекое детство. - Зима. Лес
прямо за околицей дома мне так нравился, что... Помню лыжи.
Широкие, почти в две ладони... Мама говорила, что от отца они
остались... Идешь по лесу, а кругом тишина. Мороз только щеки
щиплет!». Образы шли широким потоком, превращаясь постепенно в
бурный океан видений.
«Чуть отойдешь от села и начинают
встречаться следы животных и птенцов, - он заново переживал
далекий, но от этого не менее притягательный момент. - Мне всегда
нравилось разгадывать их... Кто здесь прошел, а кто вот здесь
пробежал. Чудно». В сознании вырастал кусок зимнего леса, покрытого
теплым мохнатым белым одеялом. Между черными стволами, великанами
возвышающимися посреди сугробов, мелькала еле заметная фигурка...
На лыжах шел мальчишка, укутанный в старый полушубок. Одежка не по
росту; перешита, кажется. Идет еле, головой по сторонам
вертит.