— Не реви, сказал! Вот ведь… баба! — Последнее слово тщедушный с
виду дедок произнес как самое неприличное ругательство.
— Н-не могу-у-у, — заикаясь, ответила ему. — Он-ни сами
текут.
— А ты спой, — предложил старик и, зевнув, добавил: —
Колыбельную. Помогает успокоиться.
— А с-слуха н-нету если? — на всякий случай уточнила я, а то
вдруг после песнопений он меня точно плетью отходит, за злостное
нарушение порядка и надругательство над его музыкальными
предпочтениями.
— Да лучше так, чем бабская истерика! — в сердцах махнул рукой
охранник.
И мне почему-то подумалось, что он просто не умеет со своими
домашними женщинами справляться, особенно когда те в расстроенных
чувствах. Оттого и злится, перенося личные проблемы на бедную
несчастную арестантку. На нарах в камере напротив завозился чесун,
и в темном углу сверкнули три его глаза. Тоже, что ли, бесплатный
концерт решил послушать? Зря! Я петь, конечно, люблю, но не умею.
Во всяком случае, именно так говорила, нарочито морщась, госпожа
Танис, когда заставала меня за этим творческим занятием.
— Пой! — командным голосом рявкнул старичок, и я, подпрыгнув на
скамье и выронив очередной бумажный платочек, заголосила с
перепуга:
— Мертвяки круго-о-ом… ик! Кладбище дрожит. В склепе за
угло-о-ом… ик! Некромант лежит…
— Хватит! — оборвал седовласый слушатель, а я, в последний раз
икнув, заткнулась.
— Говорила же, ч-что слуха не-е-ету! — Слезы полились с новой
силой, и провальное выступление тому лишь поспособствовало.
Охранник встал, налил из прозрачного графина воды в стакан и
принес мне.
— Все у тебя есть, — вздохнув, сказал он, глядя, как я пью.
Зубы то и дело стучали о стеклянный край, так как руки,
сжимавшие стакан, дрожали. Прохладная ключевая вода приятно
холодила горло, прогоняя икоту. И мне становилось легче. Допив, я
протянула дедушке пустой сосуд и от чистого сердца
поблагодарила.
— Ну, а теперь заново пой, — потребовал охранник, подмигнув мне.
— Охота же узнать, что там с некромантом сталось.
— Пой, пой, — скрипучим голосом поддержал его чесун. — Хорошо
пошло-о-о, — мигнув всем набором глаз, сообщил он.
И ободренная, я снова запела. С чувством, с душой. Подперев
кулачком щеку и задумчиво глядя вдаль. Ну ладно, не вдаль, а на
пучеглазую нечисть в камере напротив, но это все такие мелочи,
когда вдохновение нахлынуло.