Волны накрыли их, и больше я не
видел ни Граувинка, ни зеленоглазого ворона.
— Не волнуйся за него, — сказал
фетч, угадав мои мысли. — Если кто здесь в своей стихии, так это
духи морей.
Конгерм поднялся выше, и теперь я
мог рассмотреть лишь хаотично бившуюся чёрно-белую тучу, от которой
внезапно отделились несколько тёмных птиц.
— Зуб даю, это за нами, — проворчал
я.
— Они на тебе, Хинрик, — отозвался
Конгерм. — Я либо лечу, либо сражаюсь. До корабля ещё далеко.
Одной рукой я выхватил топор и
начертил им перед собой руны битвы. Я был слаб. Почти не чувствовал
пальцев. Но будь я проклят, если сейчас не отобьюсь после всего,
что только что случилось.
Несколько чаек погнались за
воронами, что летели в нашу сторону, но отстали. Я перехватил
оружие покрепче. Вот первая птица ринулась на меня, выставив вперёд
когтистые лапы. Я с трудом поднял раненую руку — пусть прикроет
голову, взглянул исподлобья, выждал... Вдох, выдох... сейчас!
Мой топор рубанул прямо по вороньим
ногам. Птица отчаянно взвыла, мне в нос посыпались перья, но враг
полетел вниз. Не успел я опомниться, как оголённая щека взорвалась
болью — второй ворон умудрился зацепить меня когтями. Я отнял
больную руку, попытался развернуться в когтях Конгнерма, замахнулся
топором, но не попал. Зараза! Ворон шарахнулся назад, но тут же
снова бросился на меня.
— Крови моей хочешь, тварь? —
заревел я и принялся неистово размахивать топором. — Я себя сам
сожру вместе с перьями, понял?
Ворон в нерешительности завис в
воздухе. Этого хватило, чтобы подоспели три чайки. Окружив врага,
они принялись вопить и терзать его. Зеленый огонь в глазах ворона
погас, и птица испуганно ринулась назад, спасаясь бегством.
В моей голове раздался хохот
фетча.
— Сожрать угрожал? Ну ты даёшь,
Хинрик.
Мои руки резко отяжелели. Я с трудом
повесил топор на петлю, боясь, что просто выпущу его. Пальцы словно
онемели, силы вконец оставили меня. Последняя вспышка для битвы с
воронами — и я снова чувствовал себя живым покойником. Я открыл
было рот, чтобы ответить Конгерму, но из горла вырвался только
тихий хрип.
— Хинрик? — забеспокоился фетч. —
Жив?
Я лишь слабо мотнул головой и свесил
руки.
— Проклятье. Держись, начертатель.
Мы почти долетели.
Моё сознание балансировало на грани
беспамятства. Краски в глазах поблёкли, пред очами словно
мельтешили серые мухи. Я почти ничего не видел. Лишь почувствовал,
что потоки воздуха стали иными, более тёплыми, когда Конгерм
спустился ближе к воде.