-
Изабель сказала, что мистер Льюис якобы видел нас и мы… — я осеклась, опустив
голову.
-
Он целовал тебя! – вскочив с кресла, воскликнул отец. – Он – раб! Он – животное
и прикасался к моей дочери! Я прикажу отрубить ему руки! Нет! – отец подскочил
ко мне. – Нет! Я прикажу его оскопить, чтобы впредь даже и думать не мог о
таком!
Он
кричал на меня, а я плакала. Картины таких издевательств над живым человеком
меня пугали сильнее, чем крик отца.
Не
выдержав такого давления, я упала на колени и, закрыв лицо руками, взмолилась:
-
Папа, прошу не надо. Я умоляю тебя, не наказывай так его. Он ни в чём не
виноват. Мы просто друзья. Не более.
-
Друзья?! Он — животное! Раб! Моя дочь дружит с рабом?! – тон голоса стал
немного тише, но не утратил свою жёсткость. – Хорошо, я не искалечу его. Я его
просто убью. Прикажу повесить.
И
тут я похолодела от ужаса. Он мог так поступить. За последние шесть лет Мистер
Льюис вешал четверых рабов. Троих за воровство и одного за драку с
надсмотрщиком. Моего отца слезами не вымолить пощады для Луки. Он решил его
судьбу. Молодой человек умрёт за поцелуй и это будет в назидание другим рабам,
чтобы даже не смели думать о таком кощунстве, как любовь к госпоже. Только мой
папа забыл, наверное, кто я и кем была моя мать. Я не госпожа. Я рабыня, а
значит, раб поцеловал рабыню. Это не преступление. Мы же оба животные. И в нас
говорят животные инстинкты.
Я
подняла глаза на масу Эдмунда. В эти мгновения он действительно казался мне
больше хозяином, чем отцом. Высокомерный. Жестокий. Холодный. Циничный. Мой
отец и господин в одном лице.
-
Моя мать была для вас тоже животным? Даже когда вы совокуплялись с нею, вы
видели в ней животное? Тогда и я животное для вас! Повесьте и меня рядом с ним,
господин Эдмунд, — не сводя глаз с отца, говорила я, а по щекам текли слёзы, не
дававшие рассмотреть его лицо.
Я
думала после таких слов, отец ударит меня. Он долго молчал. Потом опустился на
колени рядом со мною и обнял. Я не ожидала такого от него. Несколько минут
назад он разъяренно орал на меня, угрожая повесить Луку. Теперь вот молчит, и
по-отцовски обнимает.
-
Ты так похожа на неё, Лили. И ты моя дочь и всегда помни об этом. Моя любимая
дочь, — шепчет он. - Иди. Скоро ужин, радость моя.
Он
помог мне подняться. Поцеловал в щёку, ещё раз прижав к себе.