— Перепиши нормально.
— А с этими листами что делать?
— Соскреби. Если не удастся, то сожги
после переписывания.
— Поняла, — понуро повесив голову
произнесла она.
Парень же, покачав головой и
поцеловав её напоследок, направился к Евдокии, которая, сидя у
котелка, внимательно за ними наблюдала.
— Как у тебя дела, мам? — максимально
добродушно спросил он.
— Помощи дочери не хватает, — с
лёгкой издёвкой ответила она. — Вон баклуши бьёт. Бездельница.
— Она занимается делом.
— Да какое это дело? Кому какая
польза от её возни с этими закорючками?
— Ты сама в этом виновата.
— Я?!
— Недосмотрела за дочерью. Вот кто и
сглазил или ещё какую пакость навёл. Да и потом. Неужели тебе было
непонятно, что она не притворяется? Что действительно не понимает и
не умеет? Отчего не учила добре?
— Не верила, — серьёзно произнесла
Евдокия. — Да и какая это волшба, если от неё грамоте
обучаются?
— Чего не ведаю, того не ведаю.
— Да? А мне тут сказывали — с
волколаком ты совладал зимой.
— Устинка с Егоркой языком мелят, что
метлой метут?
— Потрепаться они здоровы, —
согласилась Евдокия, усмехнувшись. — Сказали ещё, что ты тому
волколаку предложил мир и братание. Да он не согласился.
— Брешут. И про волколака, и про
братание.
— Мы с тобой одной крови, ты и я, —
произнесла Евдокия. — Не твои ли слова?
— Слушай. Не нужно повторять всякие
глупости за этими бестолочами. Они от страха тряслись в землянке,
так что мне неведомо, что им почудилось. А про волколака я уже
тогда им сказал — сие глупость.
— Не поэтому ли ты крепостишку
ставишь? Не нового ли их прихода боишься?
— Есть существа пострашнее
волколаков.
— Кто же?
— Татары. Разбойники. Да даже свои
собственные поместные дворяне, что с ума попятили от жадности.
Евдокия зло зыркнула, но
промолчала.
— Не расскажешь, что ему воевода
посулил?
— Нет.
— Пётр мёртв. Воевода уехал. Какой
смысл молчать? Я хочу знать, к чему готовиться. Ты ведь понимаешь,
Петра твоего подставили под удар. Кто-то воеводу настроил против
него. Он ведь в сотники метил. Не так ли? Понимаешь, что
произошло?
Евдокия отвернулась. Молча.
Андрей с минуту подождал. Пока не
догадался присесть рядом и обнять её. И тёща зарыдала. Тихо. Просто
чуть подрагивая. Но в три ручья.
— Его сгубили. Свои же, — вкрадчиво
произнёс Андрей.
И Евдокия не выдержала, начав
подвывать, схватилась обоими руками за лицо.