Девушка замерла, недоверчиво глядя
на учителя, а потом перевела взгляд на чёрного пса.
Тот всё это время слушал разговор очень внимательно. Чёрные шакалы
и псы считались глазами и ушами Ануи, Владыки Мёртвых,
на земле. По легендам, именно его псы проводили души
по опасным тропам Западного Берега на иных планах бытия.
Тем более символично было, что этот пёс привёл Перкау
к маленькой Тэре когда-то, и он же указал
ей дорогу к месту нападения на царевича Хэфера.
Спасти и провести душу...
— Царевич, назначенный Владыкой
в преемники... Что ж, значит, Страж Порога тем более
не простит нам ошибки, если мы таковую посмеем
допустить, — сказала Тэра, не сомневаясь
ни мгновения, и поднялась. — Я возьму
с собой лиру и позабочусь о том, чтобы
он никогда не увидел моего лица. Отведи меня
к царевичу, учитель.
Перкау посмотрел на неё
со смешанным чувством — гордости и глубокой печали
одновременно — и медленно кивнул.
***
Верховный Жрец Перкау обещал, что,
возможно, путеводная музыка ещё зазвучит для него. Она вернулась
к нему во снах — манящая, тихая, но настойчиво
пробуждающая силу жизни в его измученной плоти. Она помогала
разжечь огонь его дыхания и ускорить потоки животворных вод
в его теле. Она отгоняла пугающие тени, которые снова стали
его неизменными спутниками.
Хэфер жалел лишь о том, что
не мог приблизиться к ней. Иногда ему казалось, что
музыка обретала плоть и касалась его тела так же, как
касалась его духа — нежным согревающим объятием, едва ощутимым
пожатием рук, тонкими пальцами в волосах. Жрецы опаивали его
целебными снадобьями, позволявшими уберечь и накопить силы
телу, но замутнявшими разум. Границы между сном и явью
почти стёрлись. Он не различал, где была жизнь,
а где — лишь мечта о жизни.
По мере того как силы понемногу
возвращались к нему, Хэфер снова начал приходить в себя.
В редкие мгновения бодрствования с ним говорил Перкау.
Но жрец оставался безучастным к любым его просьбам
о том, чтобы узнать музыку ближе. Хэфер копил в себе
силы, чтобы проснуться и познать не только духом,
но и своими земными чувствами то, что происходило
рядом с ним, пока он пребывал между жизнью
и смертью. Он страстно желал этого,
но и боялся — что если это был лишь сон?
Однажды ночью ему удалось преодолеть
навеянное затяжной болезнью и снадобьями полузабытьё. Комната
была погружена во мрак, глубокий даже для глаз рэмеи.
На краю его ложа сидела женщина и пела тихую песню,
аккомпанируя себе на ритуальной лире. Хэфер не видел
ни рук жрицы, ни тем более её лица, скрытого
покрывалом, но запомнил земное воплощение её голоса,
духовное отражение которого он успел узнать так хорошо
и близко.