— Я помню всех вас, — спокойно
обронила Гретель. — У меня хорошая память. Конкретно вы хотели,
помнится, настоящее сердце…
Мехос ударил себя в грудь. Будь она
человеческой, ребра уже сломались бы, как рыбьи косточки. Но
бронированная сталь легко выдержала удар. Такая, пожалуй, выдержит
и попадание из мортиры…
— Да, дьявол вас раздери!
Человеческое сердце! И я поклялся, что вырву из груди ваше — оно
вполне мне подойдет!
— Вы слишком поздно обратились ко
мне, — сказала Гретель, не выказывая ни сожаления, ни сочувствия.
От ее безэмоционального голоса даже Гензель на какой-то миг ощутил
себя неуютно. — Ваше тело страдает от излишней механизации, ваша
система кровоснабжения редуцирована и почти уничтожена. Ни одно
человеческое сердце не смогло бы функционировать, помести я его в
вашу грудную клетку. Слишком много металла, слишком мало органики.
Я дала вам кое-что другое.
— Вы дали мне чертов метроном! Он до
сих пор отсчитывает удары в моей груди. Я слышу его стук! Но это не
сердце. Не человеческое сердце! Я не могу чувствовать им, как
чувствуют человеческим сердцем!
Другой человек на месте Гретель пожал
бы плечами. Она не сделала и этого. За все время разговора она
вообще не пошевелилась, не говоря уже о том, чтобы совершать
какие-то жесты. С точки зрения геноведьмы, жесты — всего лишь
бесцельный расход энергии. Пустая трата калорий.
— Больше я ничем не могу вам помочь,
сударь лесоруб. Но мне показалось, что вы обратились ко мне не ради
того, чтобы внутри вашего стального тела медленно некрозировал
кусок бесполезной мышцы. Вы хотели вновь почувствовать себя
человеком, ощутить давно забытый стук сердца. Я дала вам это.
Мехос зарычал, но Гретель уже
повернулась к его соседу, раздувшемуся толстяку.
— И вас я помню. У вас была серьезно
нарушена высшая нервная деятельность. Серьезная деградация
головного мозга и низкий коэффициент умственного развития. Скорее
всего, результат генетической болезни в вашем роду. Мне жаль, но
геномагия была здесь бессильна. Нельзя научить думать то, что
думать не способно. Даже за все деньги мира. Но я смогла помочь
вам. Стабилизировать ситуацию.
— Вы вскрыли ему голову и засунули
внутрь пучок иголок! — рыкнул мехос.
Толстяк быстро закивал, но, судя по
его пустым глазам, он с трудом сознавал ход разговора.
Присмотревшись, Гензель действительно заметил ровный розовый шов,
разделяющий вдоль его покатый лоб — след давней трепанации.