Вот почему рядом с ней всегда должен
находиться брат-защитник.
— Отойдите, — сказал он негромко,
приподнимая мушкет. — Я, конечно, не геномаг, но кое-какие чудеса
делать умею. Если вам не нравится то, что вы получили, я легко могу
вышибить все, что вы получили, обратно. Только это будет немного
больнее, чем при работе сударыни Гретель…
Какую-то секунду ему казалось, что
это может сработать. Что эти трое, давно потерявшие человеческий
облик, эти изуродованные дети грязного города вдруг одумаются. И
отступятся. И что-то человеческое вдруг проклюнется сквозь их
искаженную, полную генетической скверны оболочку. Но это длилось
всего секунду.
— Взять ведьму! — проскрежетал мехос,
расставляя огромные, гудящие гидравликой лапы. — Рви их!..
Им не было нужды распалять себя. Они
уже были готовы, только ждали подходящего момента.
Гензелю приходилось слышать от
бывалых воинов, что во время боя время растягивается, а каждая
секунда превращается в минуту. Он сам ничего такого не испытывал. А
то, что он испытывал, едва ли было кому-то знакомо.
Он просто ощутил, что хищник,
плавающий в непроглядных черных глубинах его внутреннего моря,
давно напрягшийся в ожидании добычи, поднялся к самой поверхности.
Он чуял свежую кровь. Грязную, не вполне человеческую, но горячую и
сытную. Этого было довольно.
Кровожадный хищник с гибким и сильным
телом акулы. Хладнокровный и в то же время алчущий крови.
Спокойный, как сама смерть. Гензель слишком долго сдерживал его.
Пришло время дать ему свободу.
Человек-лев, стоявший за спиной
Гензеля и Гретель, наверняка считал, что успеет первым. Что его
лапа, вооруженная острейшими когтями, вскроет черепа наглецов, пока
те таращатся на громыхающего мехоса. В конце концов, он тоже был
хищником — опытным, бесшумным и очень ловким. Он знал: самая легкая
добыча — та, что смотрит в другую сторону.
Возможно, он просто никогда не
сталкивался с акулами. И не знал, что их холодные, как вечная ночь,
и столь же равнодушные глаза могут смотреть в любую сторону.
Ствол мушкета крутанулся в руке
Гензеля и вдруг уставился в живот мулу. На таком расстоянии не было
нужды целиться, даже если стреляешь себе за спину. И Гензель не
целился. Он знал, что попадет еще до того, как курок колесцового
замка, звонко клацнув, сработал. Механизм не подвел. Негромкий
хлопок сгорающего на полке пороха — и сразу же, мгновенно
оглушающий грохот мушкета.