Стоящие свыше. Часть I. Поднятые до абсолюта - страница 100

– Я всего лишь читаю книгу, – проворчал Йока.

– Я и не отнимаю у тебя этой книги. Но мне бы хотелось, чтобы ты не переходил от теории к практике. А тебе, я чувствую, очень хочется самому удостовериться в правдивости этих историй.

– Да не собираюсь я ничего проверять. Можешь за меня не беспокоиться.

– Если бы ты всегда говорил мне правду, я мог бы тебе поверить, – улыбнулся отец вполне добродушно, но Йока его добродушия не оценил.

– Если бы ты всегда говорил правду мне, я бы, возможно, тоже не стал тебя обманывать, – буркнул он себе под нос и добавил погромче: – Получается, что моя правда всегда оборачивается против меня.

– Ты еще ребенок. И мое дело – защитить тебя и уберечь от ошибок.

– Сам говорил, что чудотворы становятся совершеннолетними в четырнадцать лет!

– Да. И мрачуны, между прочим, тоже. По закону мрачун может быть осужден на смерть даже в четырнадцать лет.

– Я не мрачун.

– Не сомневаюсь в этом. Но мне бы не хотелось доказывать это в суде. Ложись спать, уже поздно.

Спать Йока не собирался и продолжил читать, когда отец поцеловал его на ночь и вышел из комнаты. Слова Важана о том, что можно самому сделать выводы из прочитанных историй, не давали ему покоя. И, дочитав книгу до конца, Йока вернулся к началу.

Сна как не бывало… Йока сидел поперек постели, подтянув к себе ноги, и ждал. Наивно было надеяться, что стоит выключить ночник, и призраки валом повалят в комнату. Глаза давно привыкли к темноте, и Йока рассматривал полосатые обои на стене напротив: он много лет любовался на них, засыпая и просыпаясь, но в полумраке знакомые линии складывались в новые узоры. И вот уже не бледно-розовые маки вплетались в вертикальные серебряные полоски, а профили сказочных чудовищ косили глазами из темноты, и женские руки лепестками тянулись в стороны, и ядовитые змеи извивались вкруг них, грозя ужалить.

Может быть, Йока задремал? Комната полнилась звуками: шорохами, поскрипыванием паркета, тиканьем часов и тонким звоном в ушах. Словно все вокруг оживало, просыпалось, медленно приходило в движение. Словно погашенный ночник давал добро на какую-то другую – ночную – жизнь, запрещенную при свете солнечных камней. Йоке не было страшно, напротив: тихая, незаметная глазу жизнь вокруг будоражила его, и мурашки бежали по спине вовсе не от страха – от предвкушения. И вместе с тем оцепенение охватывало тело и туманило глаза.