– Конечно есть. Я думаю, не напугаю
тебя, если скажу, что это оккультизм и тесно связанные с ним
прикладные и герметичные дисциплины.
Йока не полез за словом в карман:
– Оккультизм – это не наука. Это
запрещенные практики мрачунов. Они опасны.
– Совершенно верно, – кивнул Важан
удовлетворенно, – эти практики опасны, а потому законодательно
запрещены. Так вот: именно оккультизм ставит под сомнение основной
постулат теоретического мистицизма, задаваясь вопросом о целях
абсолютного зла. Теперь ты понимаешь, насколько провокационен твой
вопрос и почему большинство людей не желает разговаривать с тобой
об этом? Конечно, никто не подозревает тебя в связи с мрачунами,
поскольку ты дитя и не ведаешь, что творишь.
– Я не дитя… – проворчал Йока.
– Я назвал тебя так не в обиду, а
исключительно в юридическом смысле, имея в виду твою
неправоспособность. Ну и небогатый жизненный опыт тоже. Но вернемся
к ответу на твой вопрос. Как ты думаешь, почему призраки приходят в
наш мир?
– Современная наука не знает ответа
на этот вопрос, – ответил он Важану.
Тот поморщился, фыркнул и сказал:
– Обрати внимание, я спросил, что
думаешь об этом ты, а не современная наука.
– Я? А что я могу думать, если никто
этого не знает? – Йока многозначительно поднял и опустил брови.
– Думать и знать – разные вещи. Или
ты боишься думать?
– Нет, – быстро ответил Йока. – Но
обычно никого не интересует, что думаю я.
– Во-первых, это неправда, во-вторых
– ты ведешь себя столь неподобающим образом, что никому не хочется
интересоваться твоим мнением.
– Не вижу никакой связи между моим
поведением и моим умом.
– Ты не замечаешь, однако в
большинстве похожих случаев связь существует. Видишь ли, ты
принадлежишь к кругу, в котором такое поведение является
чужеродным. Загляни в школу для плебеев, и ты найдешь, что каждый
второй ученик в ней подобен тебе: не имея за спиной знатности рода,
они вынуждены искать утверждения в другом. У детей аристократов в
крови представление об иерархии, они умеют сохранять лицо и тогда,
когда вынуждены подчиняться. Твое бунтарство исходит от
неуверенности в себе, чуждого аристократии. Ты не слышишь голоса
крови.
Йока слегка растерялся от
услышанного, но немедленно ответил:
– Мой отец считает, что знатность
рода не дает человеку никаких привилегий.