– Следующий, кричит заведующий! – Предложил я смельчакам
сразиться со мной на шахматной доске.
После чего до обеда я выиграл еще тринадцать партий, даже доктор
Анатолий Порфирьевич проиграл мне трешку. Потом он потрогал рукой
мой лоб и сказал:
– В медицинской практике подобное уже случалась – человек после
сильного потрясения начинал лучше соображать, поэтому ничего
удивительного я у больного не замечаю. Завтра будем тебя
выписывать.
– Это что, мне в школу идти придется? В восьмой класс? –
Растерянно спросил я доктора.
– А как же, у тебя экзамены на носу! – Усмехнулся он. – Ничего,
парень ты башковитый, смекалистый и, что характерно, уже при
деньгах.
Мысли о школе и предстоящих экзаменах вогнали меня в уныние,
поэтому весь день я решил посвятить ничегонеделанию, и лежанию на
больничной койке. Ночью мне снилось детство паренька, в теле
которого я пребывал. Родился новый я в июле 1944 года. Отца помнил
смутно, он много болел и умер от ран, когда мне было восемь лет.
Как раз в тот год, когда родился мой младший брат. И жили мы в
коммунальной квартире в одной комнате втроем. "Брат!" - при этой
мысли я проснулся. Опять в окно светила Луна, которая уже пошла на
убыль, а вся палата спала беспокойным сном.
– Брат, – повторил я шёпотом.
Ну конечно, Миша, Михаил, – это же мой отец в будущем, его
усыновил однополчанин моего теперешнего отца. То есть, я сейчас – в
теле своего дяди Богдана, который погиб в детском доме, когда меня
еще на свете не было. Как погиб мой дядя, не знаю, но, по всей
видимости, догадываюсь. С крыши хряпнулся.
– Вот это поворот, – снова повторил я шепотом.
"Ладно, нет смысла рефлексировать, будет день, будет и пища,
разберемся", - подумал я и, еще раз посмотрев на Луну, лег досыпать
дальше.
На следующий день после выписки в ближайшем магазине я купил
пару пачек папирос «Беломорканал» и триста граммов мармелада
детского в дольках. Одну пачку я отдал Семенычу, вторую – в свою
больничную палату для курящих мужиков. А мармелад подарил
молоденькой санитарке Наташе, которая все эти дни на меня дулась за
несдержанность моего ослабленного организма.
Родной детский дом имени Григория Россолимо, располагавшийся в
двух двухэтажных зданиях, в одном находились наши спальни, а в
другом мастерские, встретил меня "мёртвой" тишиной. Что было
объяснимо, так как все ребята сейчас находились в школе, где грызли
гранит науки и бездельничали на переменках.