Первыми, кого я увидела, войдя в
танцевальную залу праздничным вечером в будущий вторник, были
остальные двое моих подозреваемых – они вели меж собою неспешную
беседу, пили шампанское и светски раскланивались с проходящими мимо
знакомыми. Старинные приятели – ни дать ни взять.
Одним из этих подозреваемых был Денис
Ионович Стенин – приземистый и полный пожилой мужчина. Его не
тронула почти седина, как прочих его ровесников, зато волосы
заметно поредели, оставляя на лбу и макушке большие залысины. Лицо
он имел одутловатое и нездоровое из-за пристрастия к спиртным
напиткам, а солидное брюшко едва удерживали пуговицы сюртука
странного грязно-желтого цвета. Впрочем, одной пуговицы не
хватало…
Стенин был очень небогатым человеком,
если не сказать нуждающимся – сколько я его знала, он всегда ходил
в этом грязно-желтом сюртуке без пуговицы, меняя лишь галстуки и
сорочки. По его словам, они с Щербининым вместе воевали против
Шамиля в 1845[1]. После же того, как был
ранен в 1847, Стенин оставил военную карьеру и просто пропал из
поля зрения российского правительства на добрые тридцать лет,
объявившись лишь в начале восьмидесятых в Москве. На мой взгляд,
это вполне мог быть сам Сорокин, уставший скитаться и решивший хоть
под конец жизни увидеть дочь. Он навещал дом Полесовых заметно
реже, чем граф Курбатов, но тоже был здесь частым гостем. Никогда
не являлся без гостинцев для младших Полесовых, мог часами
рассказывать им истории «из фронтовой молодости», и за это дети его
обожали.
А вот третий мой подозреваемый
появился в Москве всего неделю назад, но уже успел посетить
Полесовых целых три раза. Это был Петр Фомич Балдинский – самый
обычный в общем-то пожилой мужчина, если бы не несколько любопытных
деталей. Его лицо было сильно обожжено, вызывая с первого взгляда
даже отвращение и, разумеется, делая его неузнаваемым для друзей
молодости. С Балдинским было много странностей. Ввзять хотя бы то,
что в градоначальстве Омска, где, как он утверждает, служил
когда-то бок о бок с Щербининым, такой фамилии никогда не слышали.
Щербинин там действительно числился, а вот Балдинский – нет. Но где
они тогда познакомились? И зачем Балдинский лжет?
Я не сводила глаз с этой парочки,
пока кружилась в вальсе с Полесовым и была настолько погружена в
мысли, что не слушала почти его пустую болтовню, стонавшуюся с
каждым словом все более и более вольной. Только когда Полесов
обнаглел настолько, что жадно провел рукой по моему плечу и
коснулся обнаженной ключицы, что было уж вообще ни в какие ворота –
я рассеянно посмотрела в его глаза и спросила тем же тоном, как
спрашиваю у своих нерадивых учеников: