— Шевелитесь, отродье! — огрызнулся
один из солдат, провожая хищным взглядом заключённых. Ещё один,
увидев растерянный вид капитана, толкнул его в плечо сильнее
необходимого, и он, шатаясь, двинулся вперёд.
Их остановили за несколько шагов до
эшафота. Дюжина заключённых, связанных друг с другом. Жалких и
разбитых. С каждой стороны от них с беззаботным видом стояло по
двое солдат, и Аллек никак не мог оторвать взгляд от ножа, висящего
у одного из них на бедре.
— Мы поклоняемся нашему богу! — вновь
закричал мэр, развернувшись к толпе. — Мы поклоняемся ему уже
многие сотни лет. Мы вспахиваем почву на его панцире, получая еду.
Мы выращиваем деревья на его теле, получая кров. Иль’Пхор — наш
дом. Но в тоже время — наш спаситель. Наш защитник. Наш друг. Наш
Бог! Мы обязаны всем Иль’Пхору. Пища, вода... сама жизнь — всё это
у нас есть, благодаря ему! И сегодня мы отдадим ему самое дорогое,
что имеем сами. — Мэр замолчал на мгновение, всматриваясь в лица
людей, выстроившихся возле сцены. И даже его голос вдруг дрогнул. —
Мы отдадим ему жизни наших людей! Нашу кровь и плоть! Наши души!
Нашу веру!
Заворожённая толпа вдруг взорвалась
сотнями криков, загудела, приходя в движение, и Аллек увидел улыбку
на круглом лице Олси. Мерзкую, поганую. Такую же кровожадную, как и
у людей вокруг. Людей, ради которых Аллек пришёл на эту площадь.
Людей, которых Аллек обещал защищать. Вот они — прямо перед ним.
Требуют крови, лишь чтобы отвлечься от своих собственных
проблем.
Мэр Олси вознёс руки к небу, по
которому медленно ползли облака. Облака, которым было плевать на
то, чем внизу заняты глупые людишки. Толпа притихла, и Аллек
увидел, как многие зрители также вскидывают руки к небу и застывают
в беззвучных молитвах.
Капитану показалось, что в эту
секунду стало холоднее. А может быть, это он похолодел от ужаса.
Казнь неминуемо приближалась, а парень так и не нашёл способ
выбраться. Оставалось надеяться, что хотя бы его людям удалось
воспользоваться всеобщей суматохой.
Капитан почувствовал, как трясутся от
напряжения ноги, и облокотился на деревянную перегородку,
отделяющую сцену от ратуши. Он ощущал, как страх всё больше и
больше накатывает на него. Пробирает в повисшей тишине площади.
Захлёстывает, будто бушующие волны океана.
Аллек в очередной раз дёрнул руками,
пытаясь порвать верёвку. Больше от досады, чем действительно желая
освободиться. Ткань резанула руки, но не поддалась. Он оскалился,
собрал всю свою силу, и рванул руками в разные стороны, напрягая
каждую мышцу и слегка покачнулся. Верёвка обожгла кожу на
запястьях, но осталась целой. Испытывая смесь разочарования и
ужаса, Аллек вновь облокотился на отсыревшее дерево за спиной, и
вдруг почувствовал болезненный укол. По руке тонким ручейком
заструилась тёплая кровь. Несколько капель упало на пол, прямо за
ним.