Циклоп-людоед, честное слово!
Заметив мою неприязнь, Циклоп ухмыльнулся и продолжил обход. Мы
с ним срослись, превратились в единое целое, в живой
скафис – чашу солнечных часов, какие в Эфиру привозили
говорливые торговцы из далекого
Баб-Или[2]. Я был прутом, вбитым в центр
скафиса, он был тенью, движущейся вокруг прута. Оказаться спиной к
этой подвижной, этой опасной тени мне не хотелось, но передо мной
стоял сын и наследник аргосского ванакта. В итоге я лишь поглядывал
через плечо, провожая одноглазого.
Приметы собирались воедино, сцеплялись в понимание.
Лоб выбрит наголо до самой макушки. Длинные волосы цвета
воронова крыла на затылке собраны в хвост, перетянутый кожаным
шнурком. Нагрудник дубленой кожи с бронзовыми бляшками. Простой
серый хитон выше колен. На поясе – меч-ксифос в деревянных ножнах.
За поясом кривой нож. Лет тридцати, тридцати пяти. Крепок, жилист,
плотно сбит...
Циклоп ушел из поля зрения. Я чувствовал, как взгляд его
единственного глаза буравит мне спину. Шагов Циклопа я расслышать
не мог, как ни старался.
«Он из народов эвбейских, – подсказала наука наставника
Поликрата, но почему-то в манере странствующего аэда, – дышащих
боем абантов. Если мечей многостопная грянет работа, в бое
подобном они опытны боле всего, мужи, владыки Эвбеи, копейщики
славные...»
Абантов[3] в Эфире я видел, хотя и
редко. Облик их в точности соответствовал облику Циклопа, включая
бритый лоб и хвост на затылке. Разве что у тех абантов оба глаза
были зрячие.
– Значит, ты ищешь очищения?
3
«Жаль, у меня нет
братьев»
Пока я пытался уследить за Циклопом, Анаксагор без стеснения
разглядывал меня. Кажется, осмотр его удовлетворил. Или просто
надоел?
– Да.
Как положено изгнаннику-просителю, я склонил голову, уставившись
в равнодушную аргосскую пыль. Раз нам не предлагают встать,
останемся на земле.
– Ты убил своего брата?
Я с трудом сглотнул. Надо отвечать, если я хочу, чтобы меня
очистили.
– Да.
– Как ты его убил?
– Случайно.
Сын ванакта хмыкнул. Одобрение? насмешка? – не разберешь. Мне
хотелось поскорее закончить тягостный разговор, но это было не в
моих силах. Что происходит? Таких изгнанников, как я, сразу гонят
прочь – или предлагают еду, омовение и кров, беря под защиту закона
гостеприимства. Первое значит отказ, второе – очищение. Да, меня не
гонят, но и в акрополь пустить не спешат. Ванакт не желает меня
видеть? Зачем тогда ко мне вышла его жена? Сын? Что им от меня
нужно?!