— Позволите? — Официант отодвинул стул для Елисеева. — Прошу
вас.
Сыщик сел.
— Вам как: меню принести или что-то рекомендовать?
Елисееву было страшно опозориться: а ну как принесут меню на
заграничном языке (в прежние времена, говорят, так и было), и
потому он с деланным спокойствием попросил:
— А порекомендуй, братец! Я у вас впервые. Вот, зашел
познакомиться…
— Не пожалеете! — Он угодливо склонился над ухом Петра и
зашептал.
Названия большинства блюд были Елисееву не знакомы. Да и
казенных денег жалко. Вдруг потом из получки проеденное вычтут?
— Давай-ка с пива пока начнем. Принеси то же, что и ему, —
кивнул Петр на мужчину с пивом. — А дальше посмотрим.
Клиент понял, что речь идет о нем, поднял вполне трезвый и
соображающий взгляд на Елисеева, и тут сердце сыщика екнуло. Он
знал этого человека, но что гораздо хуже — этот человек знал его
как облупленного.
Официант удалился выполнять заказ.
Повисла тревожная пауза.
— Привет, Федор, — тихо проговорил Елисеев.
— Здорово, Петр. Что, из легавых поперли? — спросил
собеседник.
Он внимательно всмотрелся в сыщика и сразу с сомнением покачал
головой.
— Нет, вижу, что не поперли. Таких не гонят.
И добавил с подозрением:
— Ну что: меня арестовывать явился или по какую другую душу?
— Говори тише, — плотно сжатыми губами произнес Елисеев.
— Боишься? — хмыкнул Федор. — Ну-ну…
— Чего «ну-ну»?! — нахмурился сыщик. — Это тебе бояться нужно, а
не мне.
— Твоя правда. Я от закона бегаю, — покладисто сказал Федор.
Елисееву вдруг сделалось тошно.
— Как же так получилось, Федь? Ведь мы с тобой с самого детства
вместе не разлей вода были: в школе за одной парте сидели, вместе
девчонок за косы дергали… Даже на фронте в одном окопе грязь
месили. А тут…
Федор напрягся, сжал кулаки до ломоты в пальцах.
— Думаешь, я от хорошей жизни в дезертиры подался? Меня так
припекло, как не каждого грешника на сковородке. Если б не убег
тогда, умерли бы не только батька с маткой, а и все братья мои и
сестры меньшие. Кто б их кормить стал? Ты? — гневно спросил он.
Елисеев невольно отвел глаза.
— Не ты, — усмехнулся Федор. — И не власть твоя савецкая. У нее
руки до моей фамилии по сию пору дойтить не смогли.
Петр вскинулся, хотел ответить резко, но потом выпустил пар.
Спросил уже не с прежним надрывом:
— Люди сказывали, что ты в разбойнички подался.