Здесь не пели, не играли и не плясали. Мор не
сумели остановить ни стены, ни люди, которые тщетно пытались
закрывать ворота и не пускать всех, кто приходил извне. Чума
пробралась сюда с крысами и блохами, проклюнулась внутри, точно
ядовитый цветок — и теперь собирала свою дань, не обходя ни один
дом.
Утром к Жанне наведался лекарь и,
охая, обработал рану какой-то мазью, после чего сменил повязку
и потребовал, чтобы больная оставалась в постели ещё
неделю, на что получил вполне закономерное пожелание идти
по своим делам. Правда, Жанна высказала это более грубо, так
что целитель буквально выскочил за дверь, бормоча что-то про
неуважение к врачам.
И всё же он был прав —
яд накера проник слишком глубоко, чтобы можно было
не задумываться о нем.
Жанна могла бы обратиться к иным
сущностям, чтобы залечить рану, вот только глубоко в душе
просыпалась жадность. Духи ничего не делают безвозмездно.
И за то, что змея Рафаила вонзит зубы колдунье
в плечо, выпивая боль, Жанна должна пожертвовать несколько
месяцев из оставшегося ей срока на земле. А она
не хотела отдавать ни минуты.
Она считала, что жизнь и без того слишком
уж коротка.
Кроме того, всё это оставалось колдовством,
и вот уже шестой год сомнения всё глубже вгрызались
в душу Жанны. О да, папа Климент написал буллу, где
говорил о святости её дара. Только в самом папе
святости не было ни на медяк, Жанна видела это ясно.
И не искала ответа в его бумажках.
Английские пехотинцы шагали по улицам,
выискивая умерших за ночь. Скрип чумных телег, шаги редких
испуганных людей, что спешили пробраться домой и шарахались
друг от друга, как от проклятых, хриплые крики
ворон — всё это сливалось в гнетущий шум, непохожий
на обычный голос города.
Изредка среди серых людей попадались фигуры
в черных вощёных плащах и клювастых масках. Докторов
старались обходить ещё дальше, чем телеги,
но те не обращали на это внимания.
Жанна вышла на городской рынок,
такой же пустой и мёртвый, как и все вокруг. Лавки
были закрыты, ставни опущены, а на многих уже красовались
начертанные углём кресты — это значило, что хозяин больше сюда
не вернётся.
На севере чума ещё только стучала
в ворота людских домов, входила и располагалась, как
неуверенный гость. Здесь она властвовала безраздельно, давно уже
захватив весь город. Чума вкрадчиво шагала по улицам, касаясь
то одной, то другой усадьбы, а их обитатели
тщетно молились всем ангелам и Всевышнему, умоляя тех защитить
от болезни. Только глух оставался Бог, невесть почему
гневавшийся на людей.