Спрятав нож, я вальяжным шагом,
вновь начав напевать песенку, направился в сторону второго хвоста.
И в сторону удобного дерева, растущего по дороге. Пустынные кошки
при очень большом желании на дерево залезть смогут, но все, кто мне
про них рассказывал, в один голос советовали прятаться от них
именно на деревьях.
Аккуратно подойдя к стволу и
отчаянно надеясь, что зверь за моей спиной еще не готов к
нападению, я медленно вытянул руки вверх, подпрыгнул,
подтягиваясь... И, услышав за спиной ужасный рев, едва не
навернулся обратно. Кошки дурами отнюдь не были и сейчас, оставив
свои укрытия, неслись ко мне. Прыжок, второй... Я, подтянувшись и
перебирая ногами по стволу дерева со скоростью, которой сам от себя
не ожидал, забрался на ветку, схватился за следующую... И в этот
момент левую ногу пронзила острая боль, а удар тяжелой лапы чуть
было не сбил меня на землю. Кошка достала все же до убегающей
добычи, располосовав когтями ногу и чуть не сдернув сапог. Не упал
я только потому, что уже крепко держался за ветку выше.
Капая вниз обильно текущей кровью, я
все же убрался из зоны досягаемости зверей и примостился в не очень
удобной развилке локтях в десяти-двенадцати над землей. Кошки,
большие упитанные полосатые твари, тем временем гуляли туда-сюда
под деревом, иногда с надеждой посматривая вверх и время от времени
облизывая траву в тех местах, куда пролилась моя кровь. Гадины.
Шипя и ругаясь от боли, я отрезал
уже и так разорванную штанину ниже колена. Еще одним куском ткани
поделилась рубашка. Хорошо бы зашить рану, но делать это мне
совершенно нечем. Так что буду изворачиваться, пользуясь тем, что
есть...
Ткань рубашки, как наиболее чистая
часть повязки, была свернута в три слоя и крепко приложена к
кровоточащим бороздам на икре. Штанина, разрезанная на полосы,
послужила для перевязки. Как я не упал с дерева, пока занимался
всем этим, — ума не приложу. Но цели я достиг, кровь капать
перестала. Осталась только тупая пульсирующая боль, расползающаяся
по всей ноге.
Одна из кошек попробовала залезть на
дерево, поцарапала кору, нагнав на меня страху, но все же не
справилась и принялась гулять вокруг. Вторая, облизывая лапу,
испачканную в крови, терпеливо улеглась неподалеку, даже не глядя
на меня. Мол, дозреет плод — сам упадет.