— Так ее и проявляю, — хмыкнул я. —
Потому не прихожу сюда даже тогда, когда рядом оказываюсь.
— Вот и как мне быть, Стелла? —
обратилась мама к моей спутнице. — Что с ними обоими делать? Как
одной с этим всем справиться?
— Отдайте вашего сына мне, и нас
станет уже двое, — предложила Воронецкая. — А там, глядишь, и
третий появится, тот, кто всех сможет примирить. Вернее, третья. В
моем роду девочки обычно рождаются.
— Бери, — разрешила мама, даже не
заметив того, как в глазах ведьмы на секунду загорелись и опали два
маленьких огонька. — Кому-кому, а тебе я доверяю, сама не знаю
отчего. Больше, чем тем, кто с ним был раньше.
— Так я уже, можно сказать, взяла, —
Стелла прихватила меня под руку, — и ни с кем делиться не
собираюсь.
Это было сказано достаточно громко, и
кое-кто из окружающих, прислушивающихся к разговору, мимо ушей
данную фразу точно не пропустил. Не сомневаюсь, что самое позднее —
завтра утром — горячая новость о Швецове-младшем, притащившем в
отчий дом какую-то непонятную шалаву, достигнет ушей тети Жанны, а
уж она-то молчать не станет, трансформирует ее по своему усмотрению
и перескажет Юльке. Даже страшно представить, как это будет
выглядеть в ее версии, фантазия у госпожи Певцовой богатая.
Впрочем, завтра и узнаю. Теперь-то уж
я к ним на обед наведаюсь непременно.
— Валерий, друг мой! — Невесть
откуда, словно из-под дубового паркета, перед нами возник Карл
Августович, как всегда улыбчивый и дружелюбный. — Ну вот, Марина
Леонидовна, а вы сомневались! Я же сразу сказал: приедет он, никуда
не денется. Раз обещал — будет. Ваш сын всегда держит свое слово,
что в наше время огромная редкость. Вот что значит правильное
воспитание. Стелла Аркадьевна, голубушка, и вас рад видеть.
Старичок цапнул руку Воронецкой,
согнулся и облобызал ее.
— Карл Августович, а я-то как рада! —
прощебетала Стелла. — Право, нынешний вечер чудесен во всех
отношениях. Погода, искусство, любимый мужчина рядом, а теперь еще
и вы. Мне больше нечего желать. Стой, счастье!
Если бы сейчас с лестницы, ведущей на
второй этаж, хлынул водопад сиропа, я бы совершенно не удивился,
потому что градус слащавости происходившего уже достиг своего
максимума.
— Валера, выставка прекрасна, —
сообщил мне антиквар, по случаю мероприятия натянувший на себя
белоснежный костюм. Правда, фасон его был настолько древним, что
можно только диву даться. Напяль на Шлюндта пробковый шлем и вручи
ему длинноствольный «ли-энфилд» — и он один в один станет
напоминать англичанина времен колонизации Индии, честное слово. —
Но лучшее в этом доме не то, что выставлено, а то, что в экспозиции
отсутствует.