Впереди замаячил свет... И вдруг
толстый бородатый мужик в распашонке и белом чепчике
выплыл из него, махая на меня руками! Если бы
у меня было сердце, тут оно окончательно ушло бы
в пятки.
Мужик протянул ко мне руки
и сказал, но не голосом, хотя губы зажевали под
усами:
— Заблудшая душа, —
сказал он, — забудь всё, что было с тобой и кем
ты была раньше!
«Да с удовольствием, —
подумал я. — Однако что же ты хотел этим
сказать?»
Мужик схватил меня
за то место, где раньше была рука, и потащил
к свету. И как прикажете сопротивляться, когда невозможно
ни пнуть, ни крикнуть?
Труба, по которой
мы двигались, выходила в огромный застеклённый вестибюль,
утыканный такими же трубами. Голову я повернуть
не мог, но видел, словно бы всем телом, как трубы
то темнели, то наполнялись мигающим, неуверенным светом.
И вот одна из них засияла на полную мощность,
и оттуда выплыл ещё один бородатый тип в распашонке,
чепчике и слюнявчике, увлекая за собой нечто бледное,
мутное и полупрозрачное.
Я понял, что выгляжу сейчас
примерно так же, и машинально сделал такую же тупую
и довольную рожу, как у моего собрата по положению.
Почему я так поступил, сам не знаю. Наверно, сказалась
моя природная склонность к надувательству.
С этой глупой физиономией
я проплыл за мужиком по вестибюлю, а потом
изображал из себя идиота в маленьком кабинете, белом
от лежащих кругом стопок бумаги и канцелярских папок. Там
к моему пленителю присоединился второй бородач, менее толстый,
но более губастый, и они меня вместе долго просвечивали,
обмеряли и взвешивали, внося мои цифры в десятки
квитанций, приказов и накладных.
Потом толстый, тот, что, собственно,
и привёл меня сюда, торжественно возложил мою пачку бумаг
на середину стола, поверх других таких же пачек, поправил
слюнявчик и торжественно изрёк:
— Боюсь, это душа неисправимого
мошенника и вора. Пошлем её на Аволон, чтобы дать
ей последний шанс исправиться!
— На Аволон мест
нет, — причмокивая, сообщил губастый.
Выглядел он при этом так, словно
только что это место съел.
— Как, — удивился
толстый, — ведь ещё сегодня утром...
И тут они начали спорить.
Конечно, я не понял и половины здешних
бюрократических тонкостей, но и так было ясно, что
губастый как-то надул толстого.
— А по акту-то,
по акту? Кто проводил регистрацию? — возмущался толстый,
размахивая накладными. — Вот же два места!