Гордеев улыбнулся невольным воспоминаниям и вздохнул: последующей встречи со страстной любительницей кофе пока не состоялось: лето — кто на дачах, кто на морях, кто…
Как последнюю надежду достал он кофемолку и — о радость! Все правильно: гостья начала молоть оставшиеся зерна, но так музыкально нажимала на кнопку, так перекатывала цилиндр агрегата в своих ладонях с длинными пальцами, что господин адвокат потянулся к вилке, выдернул ее из штепселя и…
— Тебе повезло, Елисей! — крикнул Гордеев в сторону ванной. — Получишь свой кофе. Здесь как раз на одну джезву хватит.
Гораздо чаще, чем романтические встречи, в холостяцкой квартире Юрия Петровича происходили непредусмотренные посиделки, пирушки и попросту ночевки появлявшихся ни с того ни с сего московских гостей. В столице всегда были проблемы с гостиницами: раньше невозможно было снять номер, теперь — дорого, а друзей, приятелей и тех, кто считал себя друзьями и приятелями Гордеева, у него всегда хватало. И хотя, по неписаному правилу профессии, Юрий Петрович старался избегать домашних отношений со своими клиентами, не только в период ведения дела, но даже с бывшими, после завершения процесса, правила — одно, а жизненные обстоятельства — совсем другое.
Сегодняшний же гость — случай совсем особый (правда, их и нет — не особых, если поразмыслить немного). Елисея Юрий знал с университетских лет, и каждая встреча с ним оставляла что-то в памяти. Не обязательно полезное. Просто запоминающееся.
Елисей вышел из ванной. Что он там делал — непонятно. Шума воды в душе не было слышно, негустая бороденка Елисея свидетельствовала, что бритвенные принадлежности гостю тоже не понадобились. Глаза, наверное, промыл — да и ладно, подумал Гордеев, доставая из холодильника масло и колбасу.
— Кофеек — это неплохо, совсем неплохо, — сказал Елисей, усевшись за стол. — Слушай, может, у тебя и сливки есть? Ну молоко, на худой случай.
Гордеев был не из тех людей, которые умеют неустанно удивляться всему подряд. И может быть, потому он и не тяготился никогда встречами с Елисеем, что тот мог его удивить, и делал это непрестанно.
Елисей заявился к нему вчера вечером без копейки денег. То есть без копейки, рубля, ста рублей, не говоря о двух тысячах, которые стоит жетон в метро или троллейбусный билет. Столько же стоит жетон телефонный: последние тысячи Елисей потратил именно на него — дозвонился до бывшего однокашника, убедился, что тот дома, и приехал. В метро контролерша его пустила уже Христа ради: что говорил ей Елисей, осталось неизвестным, но Гордеев знал, что, если бы без денег попытался попасть за турникет и он, Елисею пришлось бы давать ему фору: почему-то здесь адвокатское красноречие и опыт работы в прокуратуре уступали жизненному опыту недоучившегося юриста. Билет на троллейбус или автобус Елисею был не нужен: Гордеев жил в двух шагах от «Краснопресненской». Впрочем, и здесь: попытайся они прокатиться зайцем, Гордеев попался бы уже через остановку, а Елисей заморочил бы головы целой бригаде контролеров.