Затем она заметила, как изменились руки. Ногти почернели и
вытянулись. А кожа приобрела угольный оттенок до второй фаланги
пальцев.
Апогеем ее ужаса стал момент, когда она вдруг пришла в себя
из-за того, что во рту что-то мешало. Ее собственные верхние клыки.
Они вытянулись и немного заострились. Пока совсем незначительно, но
уже неотвратимо.
В следующий раз, когда Вельга зашла в подвал, чтобы проведать
пленницу, Гвинейн зарычала на нее. Глухо и голодно. Служанка
выбежала за дверь с истошным криком.
А Гвин снова ощутила слезы на своих щеках. Жгучие слезы гнева.
Она невольно подумала о том, что, скорее всего, это ее последние
дни в здравом уме. Спасения не было. Обращение уже не остановить. И
лучше бы умереть, чем стать такой, как ее мучители.
Девушка полагала, что хуже уже некуда. Но на следующее утро
наступила агония.
Мышцы сводило судорогой. Она металась и кричала так, что Руаль
Ратенхайт побледнел. Черная рубашка расстегнута, волосы в
беспорядке, будто крики Гвин вытащили его из постели. Он стоял у
дальней стены и встревоженно наблюдал за действиями брата.
Атран Ратенхайт какое-то время стоял возле девушки на коленях.
Он держал ее за руку и бормотал слова заклятий. Но ничего не
помогало. Гвин вопила так, что сорвала голос. В итоге хмурый Атран
оставил ее наедине с братом и удалился.
Носферат вернулся спустя десять бесконечных минут с флягой в
руке. Теплое содержимое в ней оказалось кровью. Сладостно пахнущей
человеческой кровью.
Старший лендлорд вновь присел подле девушки. Коленом придавил к
полу ее раненую ладонь, чтобы она не могла вырваться. Одной рукой
взял за волосы, а другой прижал флягу к ее губам.
— Прими мой темный дар, — властно произнес он.
Гвин хотела сопротивляться, но губы разомкнулись.
Первый же глоток принес облегчение. Третий утолил жажду. Пятый
притупил голод. Шестой унял боль. И сердце, готовое уже
разорваться, забилось радостно. Гвин глотала подношение и со стыдом
осознавала, что ей нравится.
Это был конюх. Несомненно. Накануне вечером он выпил много пива,
не самого дорогого, но вполне недурного. Затем закусил бараниной с
травами. Кажется, это был укроп. Ему нравился укроп. Его пряный
привкус раскрывался на языке знойным летним шлейфом. Таким же, что
и она ощутила теперь.
Адептка вдруг перестала пить и подняла глаза на Атрана. Она не
шевелилась.