— Всё готово, Александр Николаевич, — доложила Надежда
Семеновна. — Я за препаратами, сейчас принесу.
— Давление сначала измерьте, — снова недовольно буркнул
заведующий, после чего, подключив к магнитофону микрофон, щелкнул
переключателем и сказал: — Проверка записи, проверка.
Пока он этим занимался, медсестра привычным движением намотала
Сеньке на руку манжетку, накачала ее с помощью резиновой груши,
спустила потихонечку воздух, даже не прикладывая к руке фонендоскоп
и доложила:
— Сто пятнадцать на семьдесят.
— Кофеин в мышцу давай, два куба, — не отрывая голову от
записей, которые он начал вести, сказал Александр Николаевич.
— Вставай, штаны спускай, — скомандовала Сеньке Надежда
Семеновна,
Последовал укол в ягодицу, впрочем, не особо болезненный. Больше
Сеньку беспокоили многоразовые стеклянные шприцы и вероятность
получить через них какую-нибудь гадость. Он прилег на кушетку,
прижимая ватку к месту укола.
Минуты через три заведующий сказал:
— Пора, наверное. Давайте, Надежда Семеновна, барбамил в вену
шесть миллилитров.
— Готово, — ответила медсестра, сделав инъекцию и согнув Сеньке
правую руку с зажатой в локте ваткой.
Щелкнула клавиша магнитофона и Александр Николаевич сказал:
— Третье апреля тысяча девятьсот восьмидесятого года. Десять
часов утра. Кофеин-барбамиловая проба*, проводят врач Редькин и
медицинская сестра Коваленко, пациент Шумов Семён Андреевич...
***
К заведующему Сеньку вызвали уже на следующий день. Санитарка
осталась ждать под дверью, а он зашел в кабинет, где увидел перед
Александром Николаевичем вчерашний магнитофон.
— Присаживайтесь, Семён Андреевич, — довольно доброжелательно
пригласил заведующий. — Процедура вот какая. Сначала мы
медикаментозно растормаживаем пациента с целью получить от него
скрываемые им переживания, а потом беседуем после демонстрации
записи.
— Это как... сыворотка правды? — оторопело спросил Сенька.
— Нет, вряд ли, — терпеливо объяснил доктор. — Если пациент
упорствует, то правды не добьешься. Да и неважно это. Давайте
послушаем.
Он включил магнитофон и Семён услышал собственный голос,
радостно рассказывающий об истинных дате рождения и проживания, о
маме, работах, фирме «Прыжок» и переносе. Изредка его словоизлияния
перебивались уточняющими вопросами Александра Николаевича.
Вся беседа длилась недолго, минут пять от силы, и закончилась
сладким посапыванием Сеньки.