Брань приятеля была слышна издалека, он не был сдержан и излишне
воспитан, называл вещи своими именами и не стеснялся в выражениях,
отчего богобоязненные швабы — в основном из деревни, только
крестились и наматывали себе на ус особо удачные выражения.
— Вонючее сраное говно, заковыристый пердеж, свинячья шелудивая
собака, срамная губа жизни, рахит иксоногий, я сыт по горло! —
доносилось громоподобно из пещеры пирата, как окрестил свою
заваленную всяким добром каптерку старшина роты. Определенно
настроение было у ругателя совсем паршивое, как раз под погоду за
окном.
— Сервус! Что сдучидось в дашей доте? — светски спросил
открывший дверь Попендик.
Распаренный, словно после бани, старшина зло кинул взгляд и
самую малость поутих. Он стоял мало не по пояс в груде снятых со
стеллажей вещей и свирепо шевелил бровями. Рычать на приятеля не
стал, сменил пластинку:
— Вместо того, чтобы жить, как положено нормальному германскому
мужчине и сношать бабу, восторгаясь, какое у нее роскошное шасси и
ход плавный, я живу словно сотня турецких евнухов или триста
монахов — францисканцев в отвратительном целомудрии! И у меня от
такой жизни уже яйца распухли, как у слона, так мало того, вместо
нормальных половых отношений я имею изнасилованный мозг! И кто, кто
мне устраивает такую жизнь? — патетически возопил старшина, с
трудом выбираясь из стопок с одеждой, наваленных средних размеров
курганом.
— Дубибчиг ротного? — подал свою реплику Поппендик.
— Он самый, желтоклювый суходрот, подлиза учебная, ебаквак,
пидорастичный дрочун, когда нибудь я вправлю ему мозги! — выдал
пулеметной очередью старшина.
— Что на эдод раз? — участливо вопросил гость, так как знал —
если хозяин каптерки выругается до донышка, да еще если ему
посочувствовать — стоимость вожделенной бутылки будет меньше на
четверть. При скудном окладе младшего командира это было весомо. К
тому же любимчика ротного командира, поставленного на должность
комвзвод — один, сам оберфельдфебель не любил тоже. В том числе и
потому, что в ближайшей сборной маршевой роте он отправится на
фронт, а столь необходимый Рейху подлиза опять останется учить
запасных. С ним такое уже происходило трижды и на фронт он не
рвался, ограничиваясь патетическими речами и призывами.
Поговаривали, что он родственник ротного и именно потому задирает
нос.