— Упрямые, как греческие ослы, навозные жуки! У них в диалекте
даже нет такого слова «Приказ». И повиноваться они не умеют,
дармоеды, если стоят перед начальством, тупые брюквы, так
обязательно фиги крутят. Если и не пальцами рук, так пальцами ног,
в башмаках не видно, но я-то знаю! Король Вильгельм так и говорил:
«Первое слово, которое учатся произносить эти люди это «Не, нихера»
(Noi, eta!). Слыхал ведь выражение про сорокалетних, что у них
«швабский возраст»?
Поппендик кивнул молча. Слыхал, но не задумывался. для него 40
лет — было каким-то заоблачным понятием, что-то перед возрастом в
100 лет, там где- то. Чуть ли не целый век! Практически — полвека.
Это ж когда будет! Умом не понять!
Приятель, продолжая ворчать и ругаться между делом с
расторопностью опытного кельнера сервировал роскошное угощение из
бутылки человеческого шнапса, куска желтоватого сала, пачки хлебцев
и странногокушанья — миски с кислой капустой, сырой, не тушеной. Не
без гордости достал луковицу, споро ее разрубил на четвертинки.
— Это они умными становятся только в 40 лет. Отсюда в немецком
языке и такое выражение. Народное! А народ все видит и отмечает
точно! Так что тут с умом швабов нет, кроме господина командира
батальона. Нищие, а с гонором! Они, изволишь видеть, наследство
получают не по старшинству, чтоб кому-то одному, а на всех детей
надел крошится. Жулики и субчики, пробы ставить негде!
— Не дюбяд оди дас — уверенно заявил Поппендик, мысленно
облизываясь.
— Эти обсевки цивилизации и себя-то не любят. Тоже — различия.
Для швабов все без исключения баденцы — лентяи и бездельники,
потому что не совсем полноценные дубоголовые швабы, а те, в свою
очередь, считают швабов жадинами и надоедами. Все они хороши гуси.
Одно — воюют с охотой. За это их и Карл Великий, ценил, дал им
честь всегда шагать впереди войска и первыми начинать битву. А уж
какую заваруху эти болваны устроили на всю Европу — заглядение! К
столу, друг мой!
Ловкие пальцы старшины мигом откупорили бутылку и словно
аптечный точный агрегат налили в два маленьких стаканчика абсолютно
ровное количество напитка. Выглядело это виртуозно, чувствовался
колоссальный и давний опыт.
— Прозит!
— Брзд! — ответил с чувством танкист и опрокинул содержимое
алюминиевого стаканчика в пасть. Вытер слезящиеся глаза и с
наслаждением потянулся. Ломило все кости, хотелось бы полежать под
одеялом и выспать хворь, но увы, Надо было готовиться. Если уж и
старшина говорит о скором выдвижении на фронт, то это дело
решенное. И потому, как опытный фронтовик, Поппендик и явился в
ротную каптерку. Хоть нос и не чуял запахов, но казалось, что
привычные и уютные ароматы этой пещеры Али Бабы — гуталина, пачек
новой одежки и уже ношеных тряпок, выделанной кожи, смазки и
многого другого — все же ощущаются.