— Он требует выдачи его взводу всего положенного имущества по
довоенному еще списку. Это 48 позиций, причем я уже пару лет не
видал многого из этого списка. Но он уперся, как говно при запоре.
Сейчас уже разрешено ограничиваться 36 позициями, но он пьет мою
кровь, это доставляет ему удовольствие, пиявке ядовитой!
— Пошли его ко всем чертяб, дружище! Ничего он тебе не сделаед!
— уверенно заявил Поппендик.
— Это вопрос сложный. За меня никто тут ходатайствовать не
будет, мигом замарширую на передовую, мне кажется, этот вислоухий
боров того и добивается, чтобы посадить на мое место своего
землячка.
— Не божед эдого быдь! Ты после радедия! — уверенно сказал
оберфельдфебель.
Старшина роты тяжело вздохнул и приглушенным шепотом
ответил:
— Еще как может! Последние новости «латринного радио» очень
паршивые — в Галиции наших потрепали очень сильно, это достоверная
информация. А брать запасных теперь сложнее, между нами — Армия
резерва усохла наполовину, тотальная мобилизация дает куда худший
материал, мы-то видим, кого сейчас берут в армию и в итоге славное
слово «эрзац» чем дальше, тем больше напоминает ту войну.
Поппендик поморщился. Он не любил разговоры о политике и все
такое прочее. Ему была нужна бутылка, которую можно было бы распить
в спокойной обстановке и хорошей компании. Увы, эти разговоры
входили в обязательное приложение. И да, отчасти старшина был прав.
Обычное слово «эрзац», обозначающее замену, чем дальше, тем больше
приобретало нехороший иронический оттенок. Игроки футбольной
команды, сидящие на скамейке запасных для того, чтобы выйти в
следующем тайме — вот что такое настоящий эрзац. Или одна грудастая
блондинка вместо другой грудастой блондинки. А подделка из сухих
листьев с пропиткой никотином вместо табака и жареные желуди вместо
кофе — это не эрзац, это все таки дерьмо.
-Эй там — во вражеском строю -
Чего задрали нос?
Немало тех у нас в краю,
Кто в мире добр и твёрд в бою,
Кто в Швабии возрос! — донеслось со строевого плаца.
Что все время удивляло Попендика, так это то, что когда это было
им надо — швабы вполне могли говорить и на хохдойче. Вон, шваб
Шиллер, написал стихи на нормальном немецком и его косноязычные
земляки сделали из них строевую песню. И орут вполне членораздельно
и любому уху понятно о чем.