[1], когда она болеет или просто
ленится выходить на сцену.
— О… - молвила я, понятия не имея,
что отвечать на подобные откровения незнакомых людей.
А Ева, глянув на меня искоса,
хохотнула:
— Ох уж эти французы: опомниться не
успеешь, как выболтаешь им все что нужно и не нужно!
— Я, должно быть, слишком много
вопросов задаю…
— Нет-нет, я рада с вами поболтать.
Вы уж заметили, наверное, что женское общество здесь ограничено:
либо Жанна, либо ее креолка – бессловесная тень, либо фрау Кох,
жена аптекаря. А с нею разговор получается еще короче, чем с
креолкой.
— Креолкой?
— Это чернокожая служанка, Жанна
нашла ее еще до нашего знакомства, где-то в Новом Орлеане, пока
гастролировала. Теперь всюду таскает за собой. Вы верите в черную
магию?
— Не особо.
— Вот и я не верила… но, клянусь, эта
креолка знает все и обо всех! Она угадала мое имя и день рождения,
когда мы впервые встретились. Только глазищами своими посмотрела –
черными, как сама преисподняя – и хоп! Брр, до сих мурашки по коже…
А впрочем, увидите: Жанна просто обожает всю эту чушь и непременно
потребует устроить сеанс.
Я скептически пожала плечами. И
искоса взглянула на Еву: она мне нравилась, пожалуй. Да, грубовата
и резковата, наивна кое в чем. Зато глядит в самую суть и все
подмечает. А словоохотливостью своей напоминала о моей институтской
подруге, которую я не видела уже тысячу лет. Словом, супруг мой не
прогадал, когда потребовал познакомиться первым делом с нею.
Супруг…
Настроение снова ухнуло в самую
бездну тоски. Даже жаль, что я себе не могу позволить быть такой же
откровенной, как Ева, потому как выговориться, порой, ох как
хотелось…
Обе мы невольно замолчали, поскольку
мимо, чинно, едва ли не маршем прошли четверо: аптекарь Кох с
супругой и двумя детьми, мальчиком и девочкой. Мальчику, наверное,
лет семь, а девочке – пять. Ровесница Софи.
Семейство аптекаря я проводила
взглядом столь жадным и обреченным, что Ева с ее наблюдательностью
того не заметить не могла.
— Вы замужем? – прямо спросила
она.
Я кивнула, опуская взгляд.
— Напрасно. Для женщины выйти замуж –
все равно, что добровольно продаться в рабство, - фыркнула Ева. А я
улыбнулась, но возражать не стала. Она же спохватилась: - Нет, вы
не подумайте, я люблю мужчин: вся эта новомодная женская любовь –
мерзость на мой взгляд. Фу! Хотя, и мужчины нынче такие, что
душатся и пудрятся больше барышень…