Журавлев продолжал строчить.
— А что он вез-то? Спецгруз с приисков, как обычно.
— Я вот тебе дам «спецгруз»! Это секретная информация!
— Да ладно вам, дядь Саша. Об этой «секретной информации» каждая собака в Февральском знает.
— Скажу тебе по секрету, — покосившись на дверь и прикрыв рот ладонью, прошептал Журавлев, — скорее всего, из-за этого груза вертолет и пропал.
— Ну, — отмахнулся Петя, — это и так всем ясно. А много там золота-то было?
— Килограмм сорок песку и полтора — в самородках.
Петя присвистнул:
— Порядочно… А кто грузы проверял?
— Фомин, Коля.
Выйдя из милиции, Петя сразу же отправился на грузовой терминал аэродрома. «Поспрашиваю-ка я у этого Фомина, мать его за ногу. Может, следок какой покажется».
Поселок Февральский можно было пройти из конца в конец максимум за полчаса. Это был типичный таежный городок, построенный в середине шестидесятых и с тех пор почти не изменившийся. Площадь, с серым кубом здания городской администрации, бывшего поссовета, да черная статуя вождя мирового пролетариата, указывающего путь в светлое будущее, были, пожалуй, единственными его достопримечательностями. Все остальные постройки представляли собой ветхие, давно отжившие свой век хрущевки барачного типа, в тесных комнатушках которых ютились неизвестно зачем свезенные сюда со всех концов Советского Союза люди, их дети и внуки. Петя был коренным февральчанином. Он здесь родился, ходил в школу, теперь водил вертолет по окрестным населенным пунктам — в большинстве почти не отличавшимся от Февральского. Три года, проведенные им во Владивостоке, в летном училище, были единственным временем, когда он жил вне родного города.
По дороге Петя зашел в продмаг и приобрел бутылочку «Русской» — не с пустыми же руками идти.
Фомина он знал давно. Когда в начале девяностых Петя пришел работать на «Мишу» — так любовно пилоты называли вертолеты «Ми-8», — он уже был инспектором по полетам. Мужик он был свойский, выпить не дурак, так что в пропаже вертолета был вряд ли замешан. В его обязанности входило проверять грузы и следить за тем, чтобы на борту не было чего-нибудь легковоспламеняющегося и взрывоопасного.
Фомин, как обычно, сидел в своей каптерке и попивал чаек.
— А, Петюня, заходи, — ногой выдвинув табуретку из-под стола, сказал он. — Садись, сейчас чаю хлебнем.