Шар вместе с подставкой я вернул в ящик. Остыть нужно.
Настроиться. Обрести душевный покой. А для обретения душевного
покоя нет средства лучше прогулки по окрестностям.
Я спустился вниз, вышел из дома. Земля и в самом деле тёплая.
Воздух тянет ввысь, будь я чуть полегче — полетел бы. Но — не
полетел. Потому что шагал осторожно, по въевшейся за армейские годы
привычке: на незнакомой местности смотри в шесть глаз. Вот я и
смотрел, куда ступаю. И смотрел по сторонам. И смотрел вверх. И
оглядывался. Немного утомительно, зато жив. Правда, подкрадываться
было некому. Степь. Но и в степи могут водиться тигры и
драконы.
Я шёл и шёл, внимая природе. Возвышенность хоть и невелика, а
позволяла видеть далеко — как солнце продавливает горизонт, как два
самолета чертят параллельные прямые у того же горизонта, как
полетел к дубравке коршун, как яркая звезда, Венера или Сириус,
открыли ночь, — и нечувствительно оказался у границы моего
поместья. Канавки с пологими краями. Опять взыграла ноздрёвщина,
хотелось полей, лесов и рек, но я её, ноздрёвщину, быстренько
придавил. Лесов мне не хватает, понимаешь. Лесной фонд покамест
казённый, потому непродажен и неукупен. Хотя для нужного человека
могут, пожалуй, сделать исключение, но кому нужен я?
Я раздумывал, идти ли дальше, нет. Решил — чуть-чуть можно.
Сумерки сгущались, но до полной тьмы было время.
Перепрыгнул через канавку, и во время коротенького прыжка в
груди замерло, будто во сне летаю. От свежего воздуха, верно. От
лёгкости.
Прошёлся и по чужой земле. Ладно, не чужой, федеральной.
Приблизился к лесу, но остановился. Что в степи полумрак, в лесу —
тьма. Можно и лицо разбить, и глаз потерять запросто. В степи ногой
в чужую норку угодить, и хорошо, если только растяжением связок
обойдется. Нет, при малейшей возможности ночь следует проводить в
своей норе.
Я ещё раз вгляделся в дальнюю даль. А потом в даль ближнюю.
Где-то шагах в двухстах показалось, будто стоит девушка в сарафане,
стоит и манит рукой, иди, мол, ко мне. Конечно же показалось. И
темно, и далеко, и откуда здесь девушки, да ещё в сарафанах, и,
опять же, зачем им я нужен?
Просто показалось, и всё тут.
Я решительно, назло мороку, повернулся и зашагал домой. Еле-еле
разглядел канавку, и то скорее мышечная память подсказала. Прыгнул
обратно — с тем же чувством полёта во сне.