— Что-то я не слышал о таких судах и таких судьях. «Крестного
отца» разве что смотрел, но до конца не досмотрел.
— В разных местах этот суд и зовут разно, а мафия — если убрать
голливудски-литературный флёр — это прежде всего древняя судебная
система, да. Но преступлений с некоторых пор стало слишком уж
много, и вот сначала в качестве помощи Судье появились судьи от
власти, а потом они и стали властью. А Судьи ушли в тень. Но не
исчезли вовсе. Ваш дядя и был таким судьей.
— Не имею никакого желания быть Крестным Отцом.
— Не имеете — и не будете. А листок в мусорную корзинку
выбросите, или в камин. Прикажите разжечь камин?
— Погода не подходящая.
— Ну, подождем подходящей. И, кстати, от желания тут мало что
зависит. Но вы пока и не судья, чего нет, того нет. Вы —
исполняющий обязанности. То есть можете занять должность
исполняющего обязанности. Если так сложится.
Говорил Войкович слишком уж затейливо. Я даже заподозрил, что он
опробовал местной водки. Или бренди. Но нет, запаха никакого. Мы
уже несколько минут рядом, непременно бы учуял.
Я продолжать разговор не стал. Сказал лишь, что пойду, пройдусь
по усадьбе, спать буду в мезонине, на тёмной половине, и хотел бы
выпить чашку травяного чая, а более ничего.
Войкович, то ли осознав, что для слуги он вел себя неподобающе,
то ли ничего не осознав, а просто по долгу службы, слегка
поклонился и вышел.
А я положил папку на стол и отправился на вечернюю прогулку. Шёл
не торопясь. Эк куда дядюшка меня поставить хочет, будто чугунную
пешку на фарфоровую шашечницу. На страх игрокам.
А я не токмо пешкою, но и самим ферзем в чужих руках не хочу
обретаться.
Подумал и рассмеялся. Это уже не Чехов, не Тургенев даже, а
Ломоносов. Большой силы поэт, как считал дядюшка.
Гулял я, и потихоньку проникался видами. А заход солнца наблюдал
из мезонина.
Прогулка навела меня на идею. Пустую, нет, покажет опыт, сын
ошибок трудных.
6
Я закрыл все окна на ставни. Все, кроме одного, того, что
смотрело в сторону Чернозёмска. Над окном так и написано было:
«Чернозёмск» и указан градус. Север, понятно, ноль градусов, юг —
сто восемьдесят, а Чернозёмск — девяносто два к западу от севера.
Не совсем точно по окну, но в принципе виден. Ну, если бы земля
была плоская, а воздух кристально чистый. Этакая ментальная
камер-обскура, всплыло древнее название. Или долговременная
ментально-огневая точка. Или будка киномеханика.