Потом я установил кресло у границы «север-юг» и сел, повернув
его в сторону губернской столицы. Всё инстинкт, всё инстинкт.
Никаких инструкций. Ну, может, дом нашептал.
Выключил кампусный фонарь и, успокоясь, сколько можно, стал
ждать.
Но не ждалось. Вдруг захотелось пить. Потом наоборот, и пришлось
спускаться. С удобствами как-то у графа не очень. Урыльники, верно,
были, за которыми следила крепостная прислуга, а граф Лев
Николаевич Толстой ночные вазы собственноручно опорожнял и детей
приучил.
Мне же легче по дому прогуляться. Сходить в барский
ватерклозет.
На обратном пути встретил Анну Егоровну. Та несла мне — нет, не
урыльник, а две ароматические свечи. И воск, не сомневаюсь, с
местных пасек, и травки местные. Дядя любил именно такие свечи.
Комаров отгоняют, беспокой.
Я взял, поблагодарил и вернулся в мезонин. Почему бы и не свечи?
Электричества дом не любит, это я уже понял.
Устроил свечи в подсвечники, такие запросто не упадут, низкий
центр тяжести. Пожаробезопасные. Зажёг, взяв спичку из спичечницы.
Поставил на стол.
Воск — не стеарин, не парафин. Горит не спеша. Запах едва
слышный. Чуть горьковатый, полынная нотка.
Вернулся в кресло. Никаких перемен.
Тогда я перебрался на диван — и уснул. Обычное дело. Всё-таки
непростой день был. Теперь пора ночи, диван мягкий, тишина, а я
устал.
И понял я, будто я вовсе не я, а серебряная птица из
мезонина. Только огромная. Меньше ти-рекса, но не очень. И сижу на
дубовом суку, прочном и толстом, с хорошее бревно. На Дереве Правды
и Лжи. Краем глаза вижу золотую цепь размерами из тех, к которым
крепятся якоря крейсеров. Но никаких ученых котов. Не их время. А
я, хоть и птица, но одет как судья. В старой доброй Англии. Чёрная
мантия и парик с буклями. По левое крыло от меня на коротенькой
скамейке сидит загорелый, бодрый мужчина в полном расцвете сил. По
правое крыло на такой же скамейке — неясная тень.
Маленькая.
Я, хоть и серебряный, чувствую себя вольно. Захочу — на луну
полечу.
Но не лечу, а усаживаюсь поудобнее на птичий манер и молвлю
на манер говорящего ворона:
— Обойдемся без формальностей. Олег Вениаминович
Замоскворецкий, вы признаете, что своими действиями привели к
гибели Валеры Учнина? — имена, фамилии вылетают сами, будто я это
дело изучал от корки до корки.
— Не совсем, ваша честь. Случай и только случай. Никакого
умысла. А нет умысла — нет преступления. Суд, наш российский суд,
учел это и закрыл дело за примирением сторон.