— Максим? — удивлению его не было
предела.
Он был одет в халат, в руках кипа
бумаг. На голове взлохмаченные волосы. От былого статного человека
не осталось и следа, теперь он походил на сумасшедшего старика.
— Тебя выпустили?
— Выпустили, — кивнул я.
— Но Эммануил Рудольфович сказал,
что не раньше...
— Это не заслуга Эммануила
Рудольфовича, — оборвал его я. — Мне помог выйти
Бартынов-старший.
И без того удивленное лицо
Вяземского вытянулось еще сильнее.
Отец подошел ко мне, взял меня за
плечо, сказал:
— Пошли ко мне в кабинет.
Поговорим.
И бросил прислуге:
— Нас не беспокоить.
В кабинете отец привычно подошел к
бару, налил себе. Залпом выпил, спросил:
— Как это Бартынов освободил?
Я вкратце рассказал ему ситуацию.
Вяземский слушал молча, но едва я затронул причину освобождения,
как остановить его уже было невозможно.
— Да как он посмел?! Моего сына как
какого-то червяка использовать на ловлю рыбы?! Да я его!.. Он у
меня... Я всех поднимаю! Плевать мне на его силу и власть! Плевать!
Такого унижения я не переживу! Сам к нему пойду и скажу...
— Отец, успокойся! Иначе поймать
преступника не получится. И только через него можно выйти на
заказчика, на Герцена.
— Но ведь ты...
— Со мной все будет в порядке.
— Он сына самого Бартынова убил, а
ты говоришь что с тобой все будет в порядке! Не будет! Я не
разрешаю тебе этого! Категорически не разрешаю! Слышишь меня?
— Тогда ничего хорошего ждать не
стоит, — ответил я. — Ты сам помнишь, что говорит Бартынов насчет
клановой войны. Нам она ни к чему, наш род слаб сейчас и не выйдет
из нее победителем.
На эту фразу Вяземского аж
передернуло, но он ничего не сказал, потому что знал — я был
прав.
— Если не пойдем ему на встречу и не
будем сотрудничать, тогда войны не избежать. Ты этого хочешь?
— Нет, — тихо ответил Вяземский и
вновь налил себе. — Война — это последнее, что я хочу. Нам в ней не
победить. Тут ты прав.
— Поэтому мы будем действовать так,
как хочет Бартынов.
Вяземский пристально посмотрел на
меня. Но во взгляде не было ни злости, ни ярости. Отец смотрел на
меня с каким-то удивлением, словно видел в первый раз.
— Хорошо, — наконец прошептал он. —
Делай, как считаешь верным. Только я прошу, будь осторожен. И имей
ввиду — моя стража будет все это время с тобой, тут даже не спорь.
Пойдешь в туалет — они с тобой, ляжешь спать — они будут стоять
рядом и караулить сон. Тут даже не пытайся со мной спорить — так
будет, как я сказал. Я не прощу себе если с тобой что-то случится.
Мне будет хоть немножко спокойней если ты будешь под защитой моих
людей.