– Да чего уж там, – Сергей отдал донос. – А Беленького я
прикончу. Эта падла на задержания иногда выезжает, хоть и трясётся,
как заяц. Правильно делает, против судьбы не попрёшь, настигнет его
случайная бандитская пуля.
– Не глупи, – строго сказал Емельянов. – Чтобы пальцем никого не
трогал, а то дури в тебе полно, после ранения только прибавилось,
если что случится – выгоню из органов в момент. И чтобы глаза здесь
не мозолил, со следующей недели работаешь в Замоскворецком
райотделе у Рудольфа Лациса, там тебя почти никто не знает – новых
сотрудников понабрали понабрали из пролетарского резерва, он уже с
неделю у меня какого-нибудь опытного агента требует.
– Как же так, Василич, мы с ребятами сдружились, и вообще,
карманников ловить – не моё это.
– Ты мне поговори ещё. Куда скажет начальство, туда и пойдёшь,
Тыльнер на тебя вон тоже жалуется, говорит, руки распускаешь при
задержании, две недели назад человека чуть до смерти не забил.
– Так то насильник был, мразь такая, малолеток зажимал.
Пристрелить его по-хорошему было надо, я только и ударил-то два
раза.
– Ему хватило, до сих пор не узнаёт никого, кормят с ложечки,
доктора говорят – чисто овощ. Так что посидишь в отделении в
секретном столе, ума понаберёшься. Писульку эту я на контроль
поставлю, но дело твоё чистое, как-никак классово близкий революции
элемент, потомственный крестьянин Сальмисского уезда Выборгской
губернии, бывший красноармеец, герой Карельского фронта, под пули
ходивший за революцию, только немного заблудившийся по причине
ранений и тяжёлой контузии, верно я говорю?
Травин кивнул
– А Беленький этот – из семьи торгашей, такие только выгоду
чуют, на наше дело им плевать. Да и родственничек за ним иногда
присматривает, который самого Ленина охранял. Так что не
связывайся, и сам цел будешь, и другим хлопот меньше.
– Всё равно я его придушу.
– Травин, хоть одно замечание, и поганой метлой тебя из органов.
Лично приказ подпишу. Всё понял?
– Служу трудовому народу, – Травин выпрямился, щёлкнул
каблуками.
– А вот эти замашки отставь. Забудь, словно не было никогда.
Прорвётся что-то такое, и никто тебя не вытащит, свои же по
подвалам затаскают. Возвращайся к Осипову, а я с Артузовым
разговаривать буду, чую, ночка весёлая предстоит.
Глава 02.
Июль 1922 года, Москва, Психиатрическая больница 1