С Диссом никогда не
заговаривали без надобности, но всегда вежливо кланялись при
встрече. Его побаивались, но за спиной не хаяли. Наоборот, им
гордились; чуть заходила речь о других чародеях или правителях,
любой в замке с довольной ухмылкой мог сказать: «Ну уж явно не
лучше нашего господина». Каким-то непостижимым образом Старый Маг,
не прибегая ни к кнуту, ни к прянику, научил обычных крестьян
соблюдать тысячи маленьких правил, среди которых были даже основы
этикета. Дисс точно не был любителем задушевных бесед, но судя по
тому, как легко он управлялся с замком, в людях он разбирался
прекрасно.
Я поначалу считал
Квислендский замок достаточно заурядным поселением, но потом увидел
заезжих крестьян. Они являлись раз в неделю или две, чтобы
поторговать, так что я не мог пропустить такое событие. Во двор
въехало на телегах настоящее мужичьё: неопрятное, туповатое,
неотёсанное – даже разбитной весельчак-конюх из Квисленда выглядел
на их фоне начитанным аристократом. Мужики рассказывали о том, что
творится в окрестных городках и сёлах, жаловались на
землевладельцев, молились об урожае и голодными глазами поглядывали
в сторону замкового амбара. В сторону башни Старого Мага приезжие
даже не смотрели, а местные над ними посмеивались – мол, злой
колдун сегодня уже насытился мясом младенцев, до завтра можно спать
спокойно. Судя по побледневшим вытянувшимся лицам, многие в это
верили.
Наверное, отчасти
поэтому я с такой осторожностью стал относиться ко всему, что
снаружи. Хотя, конечно же, не только поэтому. Там, за высокими
каменными стенами, простирался огромный мир, на который я смотрел с
крыши замковой башни. Только с одной стороны виднелись крыши домов,
в основном же вокруг чередовались леса, поля и луга; остальное
скрывал горизонт. Да, туда тянуло. Но как бы не манили к себе
неизведанные дали, я чувствовал, что буду там лишним. У всех, кто
населял Нирион, была с ним связь – через предков, через родные
края, через боль и потери на худой конец. У меня же не было ничего.
Моя бездомность словно вышла за собственные границы и стала
безмирностью, в которой я терялся как капля в море, и потому
временами воображал, что меня самого тоже нет, а есть только она –
пытающаяся осознать себя безмирность. Что это за чувство и как с
ним бороться, я не имел представления. Но на тот момент я о многом
представления не имел и по наивности считал, что это пройдёт, как и
все остальные мои странности.