Вскоре прут сломался и я, плюнув напоследок вслед убегающему
Алексееву, утёр пот. Ещё бы: на такой жаре столько руками махать во
фраке.
– Ну ты даёшь, Матвей! – подскочил ко мне поэт Чигуриков или как
там его настоящая фамилия. Он приобнял меня за плечи и
расхохотался. – Отчаянная ты головушка!
Он взъерошил мне волосы. Я подошёл к Елизавете и предложил ей
локоть, чтобы она могла взять меня под руку. Веселой компанией мы
вернулись за столик. По примеру Антона мы все перешли на «ты»:
после произошедшего общаться на «вы» было уже немыслимо.
Мы заказали ещё две бутылки шампанского. Пока мы, возбуждённые
приключением, разливали напиток по бокалам, Антон Чигуриков,
последние минуты три что-то бормотавший и смотревший в пустоту,
вдруг вскочил на сиденье и закричал:
– Экспромт!
Только успокоившиеся после моей выходки посетители ресторана,
снова уставились на нашу компанию. Многие достали телефоны, чтобы
на случай, если удастся запечатлеть какой-нибудь курьёз.
Антон подождал несколько секунд, пока на нём сосредоточится всё
внимание, и затем прочёл только что сочинённые стихи:
«Бейте Бенечку за каждую сплетню!
Бейте прутом, бейте не плетью!
Сплетник все прутики склеит,
Будет у Бенечки веник!»
Мы снова рассмеялись. Поручик Долгорукий потянул его за
рукав:
– Садись уже, поэт!
– Вы поняли, да? – спросил нас с горящими глазами Антон, – если
Бенедикта будут бить прутом за каждую сплетню и оставлять ему прут
после этого, то скоро он сможет склеить из них целый веник!
– Да поняли, мы поняли, – смеялся, обнимая его лейтенант
Козлов.
– Погоди-ка, Антон, – вдруг сказала Елизавета, – так ведь Матвей
сломал об него прут! Если все пруты будут ломаться, то у него так
никогда не веник не наберётся!
Снова мы покатились со смеху, снова кто-то пролил
шампанское.
– Можно из половинок прутов собрать два веника! – предложил
Сергей Долгорукий.
Новый взрыв смеха.
– Вы ничего не понимаете в искусстве! – возмущался Антон.
– Да куда уж нам! – хохоча, отвечали мы ему.
– Из-за таких, как вы, графа Озёрского и запишут в гениальные
поэты! – восклицал поэт.
– Антоша, – гладила его по плечу Анна Евгеньевна, – они же
шутят.
– Поэзия – это не шутки! – отвечал тот, сам уже, впрочем,
смеясь.
К нашему столу приблизился полицейский с погонами помощника
исправника, то есть, по Табели о рангах, в звании примерно майора
пехоты или штабс-капитана в гвардии. С ним были два полицейских
рангом поменьше, но тоже нерядового звания.