– Нет уж, будешь, сучка! – сквозь звон в ушах прорвалось шипение
напарника.
– Бальдр!.. – сердито начала было Труди, но тут же осеклась,
когда фон Пельт предостерегающе вскинул руку:
– Stillschweigen! Сами разберутся, не лезь.
– Что вы, барон! – голос Бальдра мгновенно сделался
елейно-певучим вновь. – Мы уже всё уладили. Не правда ли, милая
сестричка? – он подхватил Фрейю под мышки и поставил на ноги.
Отдышавшись и утерев слёзы, полуэльфийка наконец взглянула ему в
глаза. Бальдр улыбался, светло и беспечно, как ни в чём не бывало.
А за его плечом…
Проследив за взглядом сестры, полуэльф обернулся – и с
наигранной печалью вздохнул.
– Ну, что поделать, Фру-Фру, – промолвил он. – Искусство требует
жертв, сама знаешь. И ещё, со сцены просто так не уйдёшь! – и
ласково погладил девушку кончиками пальцев по мокрой от слёз
щеке.
А за спиной его на холме пылал монастырь Святой Иссы. Чёрный дым
тяжёлыми клубами тянулся в закатное небо, и клочья пепла кружили,
как стая вспугнутых птиц в туче.
*****
– Не было, – мрачно сказала Фрейя. – Ничего не было, сам знаешь…
Ты нарочно это, про монастырь?..
– Именно. Люблю, когда ты понимаешь намёки, – Бальдр сел на
диване, смотря на неё уже без улыбки.
– Запомни, Фру-Фру. Не вздумай облажать операцию, а то сама
знаешь, что будет. Не вздумай схалтурить: сама знаешь, что будет.
Не вздумай предать…
– Иначе сама знаю, что будет, – устало договорила Фрейя. Она
знала, даже слишком хорошо. «Театр» опять убьёт всех, кто
попытается ей помочь – а её саму оставит жить и терзаться новой
виной.
– Умничка! Тем более, тебе скоро принимать лекарство. Когда там
срок?.. – Бальдр отщёлкнул крышку хронометра и взглянул на
циферблат с календарём. Будто сам не знал, ублюдок… – О! Всего-то,
через двое суток! Ты же не хочешь остаться без сладенького, правда,
сестрица?
Нет, Фрейя не хотела. Она жила от одного пузырька лекарства до
другого. И всякий раз ругала себя за слабость, но чувство
самосохранения что у людей, что у эльфов весьма сильно – а от обоих
неведомых ей родителей она, похоже, унаследовала лишь худшее.
Иногда её посещал соблазн вылить фиал с противоядием на пол, или
грохнуть об стенку. На глазах опешившего от такой наглости Бальдра…
И даже если он её сгоряча не пристукнет, то пусть яд сколопендры
довершит начатое. Но тяжело на такое пойти, когда то бросает в жар,
то трясёт озноб, охота выблевать все внутренности и голова
раскалывается. В «Театре» знали, за какие ниточки тянуть, о да!