Затем стали появляться остальные:
наши будущие соседи... Те, кого тоже «забросило» в Нигде. Меня их
появление не удивило, как, впрочем, и появление Кошатницы: раз тут
очутился я, то почему бы не очутиться кому-то ещё — ведь на моей
скромной персоне рабочий день старухи с косой не закончился. Мало
того — я словно знал, что появлюсь тут не один... А факт
собственной кончины огорчил меня не больше, чем разбившийся днём
раньше стакан: ну разбился и разбился, с кем не бывает...
Ну умер и умер.
Вот такие вот странности.
Итак, остальные.
Усатый старик, возникший у скамьи
справа, тут же на неё сел. Толстый, в клетчатой рубашке, с добрым
морщинистым лицом. Его внешнюю душевность портил только похмельный
взгляд.
Этот старик — Палыч.
Ближе к окну возник мужик средних
лет. Загорелый, худой. Он стоял и озирался с непонятным сарказмом,
словно мысленно решая, рассказать анекдот или дать кому-нибудь в
морду.
Этот мужик — Коршун.
У стенда застыли Близняшки, чуть
дальше топтался Макс. Все трое были растеряны. Сёстры вертели
головами, явно недоумевая, как их сюда занесло.
Думаю, понять их можно: мы не каждый
день умираем.
Рядом с колонной стояла пожилая
женщина. Полная, с колючим взглядом. Но эта «колючесть» мне
показалась напускной.
Эта женщина — Бабуля.
Вот уж кто меня потряс — в первую
очередь прикидом. Чего стоят одни туфли с серебристым декором; как
она смогла обуть в них свои ноги-тумбы?! Да ещё и не упасть на
таком каблуке?..
Ладно, бог с ними, с туфлями — но
платье... Чёрно-серебряное, как будто для карнавала. Ещё были шарф
(атласный, с блёстками), шляпа с пером (оно тоже серебрилось) и
серьги-капли — не в тему алые.
Секунд десять мы все друг на друга
глазели, а дальше начался театр абсурда.
Усатый старик, прокашлявшись,
представился:
— Леонид Павлович Ерёмин. Шестьдесят
семь лет, погиб в результате несчастного случая, — приподнявшись со
скамьи, он в шутку раскланялся. — К вашим, как говорится,
услугам.
И я вдруг понял, что не страшно не
только мне: мы все были растеряны, но не более того. Да и эта
растерянность с масштабом происходящего не вязалась. Не то чтобы я
знал, как ведут себя души, едва попав на тот свет, но мне всё-таки
казалось, что летальный исход достоин большего, чем наше краткое
замешательство.
Самым нелепым было то, что нам сразу
приспичило друг с другом знакомиться — будто гостям на
застолье: