Ломзин плеснул себе ещё кипятка.
Размешал чай, сел.
Кухня у них маленькая — да и не
бывает в хрущёвках других кухонь. Не зря Лена шутит, что лучше бы
он стал оборотнем в погонах. А сосед-алкаш подначивает, что он
похож на пьянчугу: мол, из нас двоих пьяницей выглядишь ты.
Сосед прав: смотрясь в зеркало,
Ломзин видел усы, выпирающие скулы и воспалённые от недосыпа глаза.
Сбрить усы — и всё будет совсем скверно: останутся скулы да
болезненный взгляд.
«И впрямь, алкаш... — подумал Ломзин.
— Или конченый торчок».
В окно нагло ткнулась ветка. Вновь
завыло-засвистело... А ведь синоптики ничем таким не
грозились!..
Всё не так... даже погода.
Странно это, если подумать: днём ни
облачка не было — откуда их принесло? Говорили, всю неделю в Пскове
будет ясно. Он вот на зимнюю рыбалку собрался: двухнедельный отпуск
как-никак.
«Отдыхай, — сказал Ногтев. — Тебе
давно пора, замотался совсем».
Это Ногтев сказал... Закоснелый
бюрократ с мелкой душонкой и запротоколированными мозгами!
А ведь всё из-за тех дел; пяти
случаев, озадачивших (это мягко выражаясь) даже
старожилов-криминалистов.
Ломзин знал, что «отдыхать» его
отправили из-за них.
Да, часть из них закрыли: он же
самолично и закрывал. А что ему оставалось? Вот потерпевший, вот
убийца — оба трупы во всех пяти случаях. В декабрьском деле
трупами, правда, не ограничилось — там был ещё и покалеченный... Но
«заказухи»-то не было: всё представлялось очевидным. Простым и
ясным, как день.
Да только в ту ясность Ломзин верил
не больше, чем росстатовским сказкам об инфляции.
Случай в кафе. Старушка божий
одуванчик. Она же Бабка с ружьём, как окрестили её в управлении.
Милая бабулька с ИЖ-94 «Север», верхний ствол нарезной, нижний —
гладкий. Мухи не обидит, дурного слова не скажет.
Мухи-то, может, и не обидит, — а
владельца кафе нашпиговала дробью. Для себя патрон тоже
приберегла.
Бомжи у перекрёстка. Два вконец
опустившихся забулдыги. Опустившихся, да... Но не озверевших. А
если и озверевших, то не настолько, чтобы грызть друг друга — и не
где-нибудь, а на проезжей части!..
Собирать их пришлось долго — водитель
КамАЗа поздновато затормозил.
Спятивший на вечеринке юнец.
Ревность, травка, кухонный нож. Всё стандартно, кроме показаний
свидетелей: «Он подпрыгнул на два метра».
Ломзин тогда убедил себя, что им всем
показалось — они были пьяные и обкуренные. Он бы и дальше себя
убеждал, если бы не плач... Плач младенца, снившийся ему теперь по
ночам.