Ломзин снова вздохнул:
— Потом я ездил в то кафе... Просто
хотел перекусить...
— Да неужели? А мне вот из
прокуратуры звонили — говорят, жена покойного жалуется. Есть, мол,
один усатый следователь, некто Ломзин, который в третий уже раз
допрашивает официантку и не даёт им работать. Даже жене с этим
делом всё ясно, а у тебя как будто в одном месте свербит!
Ломзин удручённо молчал. Его
начальник сел обратно за стол:
— В общем так, Артём. Закрытые дела —
это закрытые дела. И если ты продолжишь их ворошить...
— Да ничего я не ворошу...
— Если ты и дальше будешь страдать
фигнёй, — повысил тон Ногтев, — то я ни на твой стаж не посмотрю,
ни на заслуги. Достала меня твоя самодеятельность.
Последнюю фразу Ногтев произнёс уже
спокойно — и именно её я счёл угрожающей.
Но Ломзину она таковой не
показалась:
— Пётр Ильич, неужели вы не видите —
в городе что-то творится. Никогда такого не было, чтоб за три
месяца...
— Да что творится-то? — перебил
Ногтев. — Что творится-то, Тёма? Бомжи друг друга поколотили?
— Покусали. Один прокусил другому
ухо.
— Ну укусил в драке... Тёма, они же
пьяные были! Не видели даже грузовика, который их переехал к
чертям.
— А сопляки с тусовки?
— Так и те были не трезвее. А
старушенции, палившей в кафе из ружья, было за восемьдесят — она от
лекарств давно с катушек слетела. Мало ли что ей в голову
взбрело... Я уже сто раз говорил: нет между этими делами связи.
Нету и быть не может!
Я продолжал внимать, пока не очень
понимая, как всё это связано с плачем младенца. Но факт оставался
фактом: Ломзин на пустыре сказал про плач. Пусть и вскользь, но
сказал.
— Вообще-то связь есть, — возразил
Ломзин.
— Да? И какая же?
— Немотивированная агрессия. Во всех
трёх... а вместе с сегодняшним четырёх случаях.
Ногтев от этих слов отмахнулся:
— С бомжами и молокососами ещё какая
мотивированная: первые не поделили бутылку, вторые — подружку. Чего
тебе ещё надо?
— Да вы сегодняшнюю запись
посмотрите! — внезапно вспылил Ломзин. — Там же видно, как она...
прыгает!
— Кто — Ледоколова твоя?
— ...и как она себя бутылкой... в
шею... Это же ни один псих не сделает.
— Под некоторыми препаратами, — сухо
процедил Ногтев, — можно сделать и не такое. Результатов экспертизы
дождись, а уж потом нагнетай. А лучше не нагнетай вообще.
Ломзин лишь махнул рукой. Он устал
спорить, а ещё его что-то сильно тревожило... Так сильно, что меня
достигли обрывки мыслей: