До назначенного Лидочке времени прибытия на сборный пункт
оставалось два с половиной часа. Пора было возвращаться домой, да и
помогать уже некому, раненых отправили в госпиталь, а развалины
теперь будут разбирать строители. По дороге Лида потерянно молчала,
хмуря лоб, а потом, вдруг, резко остановившись, требовательно
спросила у Петра:
- Как же так? Почему? Зачем он бросил туда бомбу? Там же не было
военных, только театр и госпиталь! – ее глаза снова наполнились
слезами. Петр хотел как-то утешить Лидочку, но, подумав, не стал,
все равно война не минует ее, раз она приняла решение идти на
фронт:
- Это война, Лида. Она такая. Привыкай, - и крепко обнял девушку
в безнадежной попытке уберечь любимую от смерти, крови и грязи. Он
гладил ее вздрагивающую от рыданий спину, крепко, до боли стиснув
зубы. Ну почему, почему все так?! Если бы не война, как бы они
зажили!
Грязные и измученные они добрались до дома девушки. Быстро, как
могли, привели себя в порядок и Петр вместе с родителями Лиды
отправился ее провожать. Настроение было отвратительное. Страх за
любимую, неопределенность того, что не понятно, куда ее отправляют.
В душе теплилась надежда, что, может быть, она будет служить
где-нибудь в тылу, но тут же рассыпалась в прах. Не тот
человек Лида, чтобы отсиживаться вдали от фронта.
Вот и комитет комсомола, здесь же сборный пункт. Лида отметилась
о прибытии и вышла попрощаться. Петр отошел в сторонку, дав ей
возможность побыть с родителями. Тетя Валя, державшаяся всё это
время, вдруг в голос разрыдалась, прижавшись к дочери. Отец тоже
стоял с потемневшим лицом, его большие рабочие руки не находили
себе места. Он то снимал шапку, а потом, помяв, криво нахлобучивал
ее на седой ежик волос, то засовывал руки в карманы и вдруг,
вытащив их, пробегал пальцами по пуговицам пальто, проверяя, все ли
они застегнуты. А потом, упрямо наклонив голову, шагнул к жене и
дочери и сграбастал их в объятия. Так и стояли они втроем, тесно
прижавшись друг к другу, среди деловой суеты царившей в этом месте.
Рядом с ними точно так же замерла еще одна семья, провожавшая свою
дочку. Лицо девушки показалось Никифорову смутно знакомым, но где и
когда он ее встречал, Петр вспомнить не мог, да и особо не
старался.
Но вот на крыльцо райкома вышла девушка, держащая в руках
какой-то список, и пронзительным голосом прокричала: