В один из вечеров, вернувшись от Лиды, он застал маму с
соседкой, сидящих на кровати в обнимку и плачущих. Увидев
Никифорова, женщины быстро вытерли слезы и тетя Нина быстро,
стараясь не глядеть на Петра, выскочила за дверь. Никифоров с
удивлением посмотрел вслед соседке и перевел взгляд на маму:
- Что-то случилось, мам? Что теть Нина такая заплаканная?
- Ничего не случилось, сынок, слава Богу. Доля наша такая бабья
– плакать. Ждать, верить и плакать, чтобы легче стало. Ты не
обращай внимания на нас. Просто писем они давно от Васьки не
получали, вот и не находит себе места Нина. Когда на тебя…, - мать
осеклась и перекрестилась, - когда тебя не было, мы с ней часто так
вдвоем сидели, по-бабьи, - и женщина махнула рукой, - ужинать
будешь?
Петр смотрел на маму, на ее поблекшие от слез глаза, рано
постаревшее лицо, на большие, с узловатыми суставами, заскорузлые
от производственной грязи руки и в груди поднимался тяжелый ком.
Хотелось завыть, рванут со стола старенькую, застиранную, всю в
штопках скатерть, скомкать, швырнуть ее об стену и мчаться на
вокзал, на фронт, на войну, только бы не видеть мамочку, родную,
любимую, единственную, когда-то такую веселую и задорную, потухшей
и безжизненной! Даже смерть отца она пережила проще, найдя себе
утешение в детях. А тут..! Хотелось! но Петр лишь нежно улыбнулся и
произнес:
- Конечно, мам. Давай, я тебе помогу на стол накрыть?
- Садись уже помогальщик! – мама тоже улыбнулась и засуетилась
по их тесной комнатушке, собирая на стол скудный ужин.
Все это проносилось как наяву перед глазами Никифорова.
Рассказывая, он настолько погрузился в свои воспоминания, что
перестал замечать Сашку. А парень сидел и внимательно, не
перебивая, слушал друга, каким-то шестым чувством понимая, что тому
надо выговориться, выплеснуть из себя всю боль, что он накопил в
Тамбове. Петр рассказывал про Лиду, про то, что она ушла на фронт,
и он очень боится за нее, и что они после войны обязательно
поженятся, если останутся живы, Лида ему это обещала. Он
рассказывал, какая она у него славная, добрая и нежная, а еще
смелая и ответственная. А потом вдруг резко ни с того, ни с сего
перескочил на рассказ о бомбежке, под которую они попали. Про
разрушенный драмтеатр, про убитого мальчика, раненую женщину,
которой, скорее всего, отрежут ноги. И снова о Лиде, о том, как они
ее провожали. И что с ней едут на фронт еще три девушки, одну из
них он даже как будто знает, но никак не может вспомнить, где и как
они познакомились. А может, ему это показалось. Потом он рассказал,
как провожали уже его. Что мама отпросилась с работы, и дядя Коля,
сосед тоже был дома после ночной смены. Они все вместе пошли на
вокзал. Мама плакала, а ему было ее жалко, он, как мог, старался ее
утешить, но тщетно. Верка тоже плакала. Вспомнив о Верке, Петр
поведал, что неугомонная девчонка все-таки вытащила его к себе в
школу, чтобы он рассказал их классу, как воевал и как его награждал
товарищ Сталин. А он не знал, что рассказать, потому что нельзя
детям рассказывать о том, что он пережил на фронте. И он
рассказывал им только про товарища Сталина. А на вопрос за что ему
дали орден, сказал просто, что это большая военная тайна и товарищ
Сталин велел никому никогда об этом не рассказывать. Чем заработал
восхищенные взгляды Веркиных одноклассников. Петр вынырнул из
воспоминаний. Сашка уже клевал носом, глядя осоловелым взглядом на
столешницу.