Ох! не приведи господь в такой буран
оказаться в степи.
Постояльцы пораньше разбрелись по
своим местам, лишь хозяин время от времени выходил во двор
послушать не принесла ли нечистая кого. И будто не зря ждал. Уже
ближе полуночи объявились блуждавшие по степи путешественники:
молодой барчук с дядькой из холопов, ямщик, да подозрительного вида
казак. Похоже беглый. Одет кое-как.
Барчук-то оказался молодой да глупый.
Одарил казака, невесть за что, заячьей дохой. Да ещё и чарку
поднёс. А казак попался ушлый. Нашёл подход к юноше и видно
собирался поживиться, да только к утру вот взял и слёг. Лихоманка
накинулась на его. Да так сильно, что уже думали — придётся нести
несчастного на погост.
Пахнет мокрой псиной, тошнотворным
дымом горящего кизяка (сухими коровьими лепёшками, если кто не
знает, что это такое), ядрёными кислыми щами и мужскими давно не
стираными носками. От этого заполнившего всё пространство запаха,
проникающего в самую подкорку моего спящего мозга, невозможно
избавиться.
Это что «нашатырь» теперь так
пахнет?
Да вроде не должен. У него тоже запах
не назовёшь приятным, но он всё же другой. Мне бы заткнуть нос, но
я совершенно не чувствую рук.
Неужели отморозил?
В глубине мозга испуганной курицей
метнулась паника. Тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог! Судорожно задёргался
и очнулся. Лежу в тесной каморке на жёсткой деревянной
лежанке, укрытый поношенной заячьей дохой (это дублёнка такая, из
заячьих шкурок). Вокруг пропахший убойными запахами узкий
бревенчатый сарай. Донимает жуткий холод. Тело сводит судорогой от
озноба. Дыхание такое раскалённое, будто я превратился в
огнедышащего Змея Горыныча.
Похоже, что пока лежал на земле,
подхватил пневмонию.
Как раз теперь, когда по всему миру
пандемия короновируса — это может быть чревато. Надо же было так
вляпаться. Да и куда меня затащили не понятно. Вроде не больница,
но и на морг не похоже.
Блин, как же мне плохо.
Где же врачи?
Так ведь и помереть не
долго.
С трудом разодрав слипшиеся губы,
прошу попить. На голос явился «медбрат» с грязной повязкой на лице,
изуродованном ожогами. Едва удерживаясь на грани сознания от
температуры и ломоты во всём теле, прошу его вколоть мне
антибиотик, иначе чувствую сгорю или сойду с ума.
Это недоразумение в грязном балахоне,
таращит испуганно глаза, но делать что-либо не торопится. Слезы
невольно наворачиваются у меня от досады, бессилия и жалости к
себе.