Парочка дворовых парней сноровисто обрядила меня в чистую одежду
и какой-то ужасного зеленого цвета кафтан. Похоже это парадная
одежка самого хозяина постоялого двора. Сойдет и так, за неимением
лучшего.
В благодарность за услугу сыпанул горсть монет Оболяеву и тут же
об этом пожалел. Тот как получил деньги бухнулся на колени и чуть
ли не обувь мне стал целовать. А я расстроился, что отправил Ваньку
к Филарету. Без него похоже, из-за незнания реалий, я быстро пущу
казну по ветру.
Ну вот и настал момент истины. Я в оглушительной тишине,
деревянной походкой прошел к укрытому золотой парчой креслу,
напоминающему дешевую декорацию провинциального театра на
выезде.
Уселся в неудобное жалобно скрипнувшее кресло. Молча минут
пятнадцать разглядывал толпу, а она соответственно в мертвой тишине
разглядывала меня преображенного. Тут принято важные дела делать
степенно и не торопясь, без несолидной суеты. Едва пошли шепотки
решил, что пора приступать к основной части моего явления.
Начал я с того, что устав от забот государственных, решил
податься на покой. Уйти куда-нибудь на Урал в пустоши и спасать
молитвой в уединении свою душу. Замаливать накопившиеся за прожитые
годы грехи. Теперь-то я понимаю, что то была минутная слабость. А
тут еще донесли, что задумала супруга моя, подбиваемая гвардейцами,
измену. Задумали они убить меня.
Пришлось делать десяти минутную паузу, во время которой народ
шушукаясь пропитывался информацией и приобщался к высокой политике.
А я, внимательно отслеживая реакцию толпы, попивал слабенькую
вишневую наливку поданную сообразительным Оболяевым.
Дождался пока народ немного угомонился и продолжил далее, что
стало обидно, и решился тогда на хитрость. Поменялся одеждой с
солдатом охранявшим меня. На утро напали на него гвардейцы и стали
убивать. А я, от греха подальше, через потайные двери подался в
бега. Сопровождал в пути меня офицер верный. Направились мы с ним в
сторону Синбирска. В дороге чего только не я насмотрелся. Кругом
воровство, нищета и разорение. Указы мои не исполняются, а если и
исполняются, то не верно. Врали кругом мне министры, а я им
верил.
А как же иначе? Я же должен быть белым и пушистым.
Гвардейцы на радостях пьянствовали дня три, а когда протрезвели,
то увидели что убили не меня. А я-то уже убежал далеко. И тут
разослали они кругом указы и своих людишек, чтобы непременно
изловить меня и убить по-тихому. Ведь к тому времени уже повсюду
успели раструбить, что я мертв. А я получается жив и здоров.