— Нет, — покачал головой Джоакин.
Хармон повертел кинжал еще, разглядел
вензель на навершии рукояти.
— Это парадное оружие, не боевое, —
сказал Хармон. — Для сражения он слишком короток и изящен. Такой
штуке место в дворцовой зале, на боку у какого-нибудь
лорденыша.
— И что?
— Ты не мог взять его трофеем в бою.
Мог украсть, но вряд ли, если я хорошо рассмотрел тебя. А мог
добыть в поединке — это более похоже. В любом случае, за то или
другое легко можешь вляпаться на позорный столб с плетьми. А если
попадешь на глаза тому, кто украшает грудь таким же вензелем, —
Хармон показал навершие кинжала, — то, глядишь, и пеньковым
ожерельем разживешься.
— Не продам, — хмуро покачал головой
Джоакин и отобрал кинжал.
По мнению Хармона Паулы, это было
глупое решение. Таскать на поясе обвинение против самого себя,
вместо того чтобы носить серебро в кармане, — явная дурость. Однако
когда Хармон вернулся в фургон, глаза его поблескивали. Загадка.
Хорошо, когда в человеке — загадка! Для него самого, может, и не
особо, но вот наблюдать его со стороны, пытаться разгадать —
отличная, редкая забава!
Хорошо бы девицу ему, подумал Хармон
о парне. Такие, как он, особо забавны, когда влюблены... или когда
в них самих влюбляются. Хармон Паула не ожидал, как скоро он
окажется прав, и даже дважды.
Апрель 1774 года от
Сошествия
Кристальные горы (герцогство
Ориджин)
— …По этой самой тропе! Наши Праотцы
— сотня здоровых мужиков, все как на подбор суровые, крепкие,
бородатые; им все нипочем, как дикому вепрю. А среди них —
семнадцать нежных цветочков, розовых таких жемчужинок — святые
Праматери. Они ступают по тропе своими тонкими ножками, со всех
сторон окруженные надежной мужской защитой. Янмэй Милосердная и
Светлая Агата, и Мириам Темноокая, и…
«Ты всех семнадцать Праматерей
перечислишь или кого забудешь? Или устанешь наконец?» — подумал с
надеждой Эрвин. Говоривший, однако, не знал усталости. Он звался
бароном Филиппом Лоуфертом и являлся имперским наблюдателем при
экспедиционном отряде. Для всякого похода за известные границы
Империи необходимо включать в число участников человека, напрямую
служащего Короне, — закон Константина, издан в тринадцатом веке…
Филиппу Лоуферту было изрядно за сорок, он носил козлиную бородку и
считал себя гением красноречия.