Я даже вздохнул от тайного удовольствия. Жаль, что всю ту
приятность, что я испытывал, гуляя по Москве, Марина была не в
силах ощутить. Она жила здесь, в этом прекрасном городе, и даже
представить себе не могла, до чего испакостят столицу нашей родины
двадцать лет спустя.
Так и тянет глаголить в манере библейского пророка: «И оболганы
будут герои истинные, а изменники да клеветники восславлены; и
станет единое не целым, и малое посягнет на великое; и призовут
бесов, и почнут нечестивые чад наших научать, что долг есть бремя,
а корысть выше правды…»
Но о том, что пророчество сие сбудется, известно лишь одному
человеку – мне, а для прочих грядущее скрыто феерическим маревом.
Здесь о «прекрасном далёко» мечтают, сочиняют хорошие книги, с их
страниц отправляются в бесконечность звездолеты, приурочивая свой
старт к столетию Великого Октября… Вот, пусть всё так и
останется!
А мне надо как-то исхитриться, да хоть наизнанку вывернуться,
лишь бы спасти Советский Союз от поругания, не отдать народное
хозяйство на поток и разграбление помещикам с капиталистами!
Я брезгливо передернул плечами, словно что-то гадостное, липкое
и смердящее натекло из будущего.
- Замерз? – спросила Марина заботливо. – Пошли быстрее,
согреемся!
Мы зашагали шустрее, сворачивая на улицу 25 октября, а вокруг
поспешали такие же, как мы, граждане СССР, торопясь с работы домой
– озабоченные или благодушные, с солидными министерскими портфелями
или с авоськами, оттянутыми молочными тетраэдрами, кульками с
сосисками, румяными нарезными батонами…
Москва радовала меня возвращением былого, не порушенного под
улюлюканье «вечных двух процентов дерьма».
- Мне пора, Миша, - неожиданно молвила Марина. В ее голосе
прозвучали сожаление и виноватость.
- Куда это? – не понял я, выпутываясь из тенет размышлений. –
Домой?
- На работу, - кривовато усмехнулась девушка, - «Росите» пора на
службу. Кончился мой куцый отпуск…
- Меня ловить будешь? – ляпнул я.
- Ага… - вздохнула «Росита».
- Бедненькая… - пробормотал я, ощущая в Марине легкую
подавленность. – Представляю, как тебе трудно бывает…
- Да ладно! – беззаботно махнула рукой эта притвора и деланно
всполошилась: - Слу-ушай, чуть не забыла! Надо же как-то условиться
насчет связи!
- Надо, - согласился я, прикидывая, как мне развеселить девушку.
– Давай так: если мне приспичит срочно увидеться, то позвоню и
скажу… - я заговорил дребезжащим старушечьим голосом: - Доченька,
это собес?