Голоса Изи и Али доносились неразборчиво, но вот Динавицер
воскликнул:
- Да не знаю я! А врать не хочу!
- Вот турок… - попеняла ему Аля.
И сразу молчание. Мы с Инной переглянулись, без слов понимая
друг друга.
- Он боится это сказать! – прошептала Дворская, отводя взгляд,
но он снова вернулся – ко мне. Приманивая, затягивая в сладкий,
дурманящий омут. Инна гибко поднялась – и мои губы мигом обсохли.
«Эй, эй! – встревожился Михаил Петрович. – Только любовей мне еще и
не хватало! Тебе же и так хорошо, зачем тогда амурная морока?
Влюбленность деактивирует префронтальную кору, задействованную в
принятии рациональных решений!»
Но юному Мише плевать было на старого зануду.
«Если она подойдет ближе… - думал я, замирая. – Еще ближе…
Прижмется если… Да пусть всего лишь притронется! Тогда – всё…»
Меня спасло явление раскрасневшейся Альбины – сердитость и обида
все еще не оставляли ее, но уже чувствовалось, виделось смягчение.
«Похоже, сегодня я спас неудавшийся тогда брак…», - отмер я.
Инна так красноречиво уставилась на подружку, что у Ефимовой
щечки зарозовели.
- Турок он, - смущенно поставила Аля диагноз.
- Еще какой! – донеслось из зала. – Но я лечусь!
Дворская радостно затормошила Ефимову, и бросилась к печке –
божественный аромат пиццы распирал духовой шкаф, струился по кухне,
мучая юнцов и юниц.
- Не подгорит? – озвучила тревогу Инна, изящно приседая и
заглядывая сквозь замызганное стекло духовки.
У меня опять во рту пересохло, но тут явился Изя – его уши
пылали, как стоп-сигналы.
- Я вовремя? – жизнерадостно спросил он.
- Еще немного, еще чуть-чуть, - фальшиво пропел я, испытывая
разброд чувств. – Сейчас, подрумянится слегка, и можно будет…
- …Жрать! – алчно выдохнул Динавицер.
- Фи! – вздернула носик Аля. – Воспитанные молодые люди так не
выражаются.
- Так то - воспитанные! А я – упитанный! То есть, наоборот – мне
привес нужен!
Потрепавшись еще минут десять, мы, наконец, достали противень и
водрузили его на стол. Пицца исходила паром, дразня ароматами,
неведомыми на этой жилплощади.
- Вкуснятина какая… - пробормотал Изя.
- Так ты ж еще не пробовал!
- А я заранее. Потом рот занят будет…
- Режем! – сказал я кровожадно. – Куски быстрее остынут.
Оставив долю яства родителям и Насте, я раздал друзьям горячую
пиццу, и те не стали долго дожидаться – принялись за дело. Изя
оказался прав – до разговоров дело не дошло, все издаваемые нами
фонемы выражали первобытное удовольствие, и звучали точно так же,
как когда-то под закопченными сводами пещер.