За окном в мелкую расстекловку смутно проглядывал курящий
мужчина. Вот его доселе плавные движения обрели порывистость –
спохватился, видать, вспомнил о хороших манерах - и открыл Марине
дверь. Задавив мгновенный испуг, «Росита» нацепила маску холодного
высокомерия – на пороге стоял Ершов.
В чистеньком костюмчике, в наглаженной рубашке, при галстуке,
Григорий будто с подиума сошел после показа мод. Чисто выбрит,
надушен, а лицо бледное, осунувшееся. Глаза красные, под ними
мешки, во взгляде тоска…
Марине даже жалко стало этого гуляку и повесу, реально
замученного совестью. Наверное, стыд и нравственные заповеди живы
во всяком человеке, даже в последнем мерзавце, только не в каждом
они просыпаются, загнанные в отдаленный закуток души, на самое ее
донышко. А что выйдет, если их разбудить? Живой ответ стоял перед
девушкой, одновременно радуясь и робея.
- Здравствуй, - сказал Григорий с запинкой, словно сомневаясь в
своем праве «тыкать».
- Привет, Ершов, - Исаева пристально посмотрела на него.
- Я ничего никому не рассказал, - поспешно заговорил ее визави,
- ни о Михаиле, ни о тебе!
- Молодец, - серьезно похвалила Марина, чувствуя, как ее
отпускает беспокойство. - Я понимаю, что это некрасиво выглядит по
отношению к ребятам, но… так надо.
- Что скажешь, то я и буду делать! – торопливо закивал
Ершов.
- Это не моя тайна, Григорий, - строго сказала Исаева, сделав
над собою усилие и называя недавнего вражину по имени, - скоро все
откроется. Может, уже этой весной, не знаю. Ты заходил к Евгению
Ивановичу?[2]
- Да, да, конечно! Я сразу, как ушел… от тебя, баньку истопил на
даче, помылся, побрился, нагладился – и к нему. Меня уже искали,
оказывается… Ну, я Евгению Иванычу все и выложил: хотел, дескать,
пролезть в нелегалы, а Калугин обещал в этом посодействовать. И я,
как сексот, передал сведения… ну, что проверяют его на измену.
Только об этом! А Евгений Иваныч и говорит: «Калугина убили в
Первомайске. Надо полагать, «Хилер» и кокнул. Только как генерал
смог выйти на него?»
- А ты что? – снова напряглась Марина.
- А я руками развожу – понятия, мол, не имею! – тон у Ершова
стал капельку свободней. - Наверное, говорю, у Калугина были свои
контакты. Или американцы подсказали… Евгений Иваныч покивал только,
и все. Ну, потом он мне втык ха-ароший дал. Я, говорит, должен
доверять своим людям, но смогу ли я доверять тебе?