Так всегда
говорила матушка. Меня же с самого детства неумолимо тянуло к
театру, с неудержимой силой. Возможно, именно поэтому я и решилась
написать пьесу серьезно. Кипы «несерьезного» покоились в моем
шкафу, в доме родительницы, и занимали больше полок, чем моя
одежда. Одно время у меня все пальцы были синие от чернил (потому
что к занятиям в школе для девочек и урокам добавлялись мои
вечерние посиделки над пьесами), а однажды я даже натерла пером
мозоль, которая не сходила два года.
Вдалеке
виднелся купол Истрийского собора, в солнечный день, должно быть,
сияющий так, что глазам больно. Я ускорила шаг, улочка увела меня
влево и… перед глазами возник высокий решетчатый забор.
Хм.
Наверное, где-то не туда свернула.
Да, точно,
была какая-то развилка, кажется, вон за тем зеленым особняком. Я
вернулась назад, шагнула в другой уличный коридор, который оглушил
криками торговцев и сквозь рынок и короткий перешеек лавочек вывел
на набережную. Здесь было так же шумно: современные мобильезы,
гудки клаксонов и ругань конных извозчиков, шум заряженных магией
двигателей и скрежет колес экипажей. Сплошной поток транспорта
двигался по мостовой, почти полностью перекрывая виды на чугунный
парапет и реку.
Арки
поблизости не наблюдалось, и я огляделась в поисках того, у кого бы
снова спросить дорогу.
— Ма-а-ам!
Мама! Это же его светлость Барельвийский?!
—
Тихо!
Я
обернулась сначала на худенького мальчика, вытянувшего руку, и
только потом увидела мужчину. Он спускался по ступеням, зажатым
между колоннами, совсем рядом с нами. Всем своим видом излучая
уверенность и силу. Честно говоря, странно, что колонны в сторону
не отпрыгнули, потому что стоявшие на лестнице служащие склонились
так, что чудом не сломались пополам. Даже бурлящая толпа притихла,
и время как будто замерло.
Миг — и
меня ослепила вспышка. Такой силы, как если бы перед глазами
взорвалось солнце, и мир раскололся на части.
— Бомба!
Это бомба!
Кто-то
закричал, совсем рядом, потом этот крик подхватили другие, но когда
я открыла глаза, увидела только ослепительное сияние, заливающее
набережную, а еще льва. Золотого. В натуральную величину.
Оскалившись, огромный сияющий зверь бил хвостом, а в самом сердце
испуганной толпы, под раскрывшейся над ладонью мужчины магической
схемой клубился дым несостоявшегося взрыва.